Берроуз старательно записывал названия портов, казавшиеся ему такими диковинными и страшно далекими. В этих словах на утском диалекте, понятных, но, все же, чем-то чужих, звучал плеск волн неведомого моря, шелест парусов, стройных и быстрых, как чайки, клиперов прошлого века, гул двигателей первых пароходов знаменитой республиканской Армады.
– …Промышленные районы расположены в предгорьях Утских гор. Промышленное производство крайне разнообразно. Сталелитейные заводы, угольные электростанции, заводы производящие электрическое оборудование. Все побережье покрыто густой сетью железных дорог, что облегчает…
…Юноша отвлекся рассказа учителя, его взор скользнул дальше, в самый низ карты, туда, где кончалась сетка утских железных дорог. За горами были нарисованы фиолетовыми и серыми штрихами силуэты хвойных деревьев – начинались непроходимые и, вроде бы, ничейные леса, которые практичные республиканцы не собирались осваивать из-за трудностей вывоза и суровости климата, а для Империи они были слишком далеки, и не доходили руки. Об этих лесах ходили самые диковинные легенды. Говорили, что там, за Замерзающим Морем, живут люди с осьминожьими головами или люди, которые живут под землей, у которых есть целые поселения в толще холмов. Еще болтали, что там, в горных пещерах живут гигантские ящеры, которые по ночам вылезают на поверхность. А в холодные зимние ночи над горами иногда зажигается странный свет, и идет шум из самых недр, словно кто-то ворочается в глубине гор. Берроуз не верил этим рассказам. Скорее всего, там обычные варвары, охотящиеся на полярных медведей, а остальное – просто бабкины сказки, от невежества. Его взгляд вернулся на карту у доски, в левую ее половину, где суша огромным клином вдавалась в океан и оттесняла его от экватора к северу…
Территория Империи занимала большую часть материка – от южного полюса до океана тянулись бесконечные степи, сменяемые лесами, могучий горный массив Тарганских гор отделял прибрежную часть от плоскогорий бесконечных равнин на юге.
Величайшая на свете гора Омус, "протыкающая небо", высилась посредине этого массива, пряча свою макушку выше облаков. Древние верили, что на ее вершине находился волшебный город Омсилан, или обитель богов. Никто из живущих никогда не видел этот город, потому что увидевшие его тут же превращались в камень. На самом, деле Берроуз знал, что никто из живших в мире и не смог бы туда попасть – отвесные стены горы высотой в несколько миль, вечный лед, покрывавший ее склоны, недостаток воздуха и нестерпимая стужа наверху делали гору совершенно недоступной и без божественного гнева.
– Теперь, как вы знаете, Уты, Ливейские острова и Канея уже два века входят в состав единого государства Ут-ли-кан, которое по занимаемой площади и населению является вторым на нашей планете после Империи. Луэнское и Данэйское герцогства, расположенные на побережье являются союзниками и вассалами нашего Государя, и, хотя они и невелики, занимают исключительно важное в стратегическом смысле положение…
…Машина резко затормозила на перекрестке, кинув Берроуза к стене и засвистев резиной, свернула с проспекта в старую часть города. Дома в проулках были заметно меньше и не такие высокие, как в центре. Многие из них нуждались в ремонте, кое-где были выбиты окна, а стены разрисованы углем или белилами. Люди на улицах встречались значительно реже и одеты они были совсем не так, как те богатые и деловые, спешащие по проспектам. Через несколько минут машина остановилась, капитан услышал переговоры его сопровождающих с кем-то третьим. Листовым железом гулко заскрипели открываемые ворота, и машина въехала в отгороженный со всех сторон двор-колодец. Дверь распахнулась, яркая полоска солнца разрезала тьму его кельи. Берроуз даже прикрыл глаза рукой от слепящего света, когда чей-то голос снаружи устало скомандовал:
– Все, приехали. Выходи, руки за спину…
Черно-серая крыса с огромным, в пол-локтя длины хвостом неспешно вылезла из норы в углу, обнюхала воздух вокруг и величаво, словно на параде, направилась в середину камеры. Дойдя до железного ввинченного в пол стола, будто удивившись, что она здесь не одна, крыса уставилась черными глазками-пуговками на капитана. Потеряв интерес к человеку и сообразив, что ей тут не причинят вреда, встала на задние лапки, вытянулась и принялась обнюхивать воздух. Простояв так несколько секунд и, наконец, окончательно уяснив, что поживиться здесь нечем, она с обиженным видом пошла назад к своей норе.
Берроуз уже привык к этому ежевечернему ритуалу и первые дни в тюрьме пытался даже пугать крысу, но потом перестал…
Дверной замок с хрустом заскрипел. Дознаватель любил длинные вечерние допросы.
– Выйти из камеры, руки за спину, – последовал окрик тюремного охранника.
Берроуз поднялся с жесткой металлической кушетки, накрытой поверх тощего матраса одеялом и, повинуясь приказу, вышел в коридор. Тут, как и везде в тюрьме, стоял свой особый запах. Это не был запах человеческого жилища или запах конторского помещения, он не имел ничего общего с искусственным, металлическим воздухом субмарины. Это был запах человеческих тел, вони грязных гальюнов, непроходящего привкуса жирного дыма кухни. Вся эта какофония обонятельных ощущений была обильно разбавлена пылью, привкусом оружейной смазки и сыростью подвала.
Его повели длинным коридором, огороженным металлической сеткой. Потом путь свернул на гулкую кованую лестницу наверх в камеру для допроса, что находилась на третьем этаже тюрьмы, где сидел дознаватель. Дверь сзади со скрипом затворилась. Здесь Берроуз мог опустить руки из-за спины, не опасаясь получить удар прикладом в спину.
– Здравствуйте, господин Берроуз, – вежливо поздоровался дознаватель. Он всегда начинал свои допросы вежливо. Берроуз хорошо изучил повадки это маленького пухленького человека в сером мундире, всегда застегнутом на все пуговицы. Сегодня дознаватель был напряжен. Пепельница перед ним было наполовину полна выкуренных сигарет, и в камере висела сизая пелена табачного дыма.
Берроуз не знал, да и не мог знать, что в одну из стен камеры вмонтировано искусно скрытое окно, через которое за сценой допроса наблюдало еще два человека. Начальник тюрьмы принимал давно ожидаемую гостью. Он всегда боялся этих визитов. Даже более того – появление этой женщины наводило на него какой-то животный страх и желание как можно скорее сбежать и хоть так покончить с этим. Так было и в этот раз, когда охранник привел ее в тайную комнату наблюдения за допросами.
Начальник тюрьмы вскочил, поклонился вошедшей гостье и, выдавливая из себя всю возможную услужливость, произнес:
– Мы так рады уважаемая госпожа Тоя, что Вы посетили нас. Конечно, конечно, мы понимаем, что Вы очень занятая дама, а наше учреждение не очень приятно с точки зрения визитов, столь сиятельной особы. Чем я могу Вам служить, уважаемая госпожа? – начальник тюрьмы вытянул шею и склонил голову, глядя исподлобья на посетительницу.
– Здравствуйте, – небрежно кивнула ему гостья. – У меня очень мало времени и еще много дел. Давайте перейдем к сути без длинных преамбул. Мне интересуют все протоколы допросов по этому капитану Берроузу. Я хочу знать все, что вам удалось вытрясти из него, – женщина указала пальчиком на затемненное стекло, за которым дознаватель, шагая вокруг стола, что-то спрашивал капитана Берроуза.
– О, уважаемая госпожа Арилла! – развел руками начальник тюрьмы. – Этот вояка оказался очень крепким орешком. А еще учитывая приказ генерала Стивсона о запрете применения физического воздействия… Мы, право слово, ничего не можем из него вытащить. Он молчит как придорожный булыжник. Честно говоря, я думаю, он не стоит вашего внимания, госпожа, – он взял ее пальчиками под локоть. – Возможно, Вы желаете отобедать со мной? Мой личный повар потрясающе готовит хвостики ящерков.
Арилла убрала локоть из его руки, в ее голосе появились нотки недовольства.
– Простите, но мне нет дела до Ваших ящериц. У меня очень мало времени. Велите принести мне все протоколы. Когда я ознакомлюсь с ними, я хотела бы поучаствовать в этом допросе.
– Конечно, конечно, сиятельнейшая госпожа. Я, однако, слышал, что при аресте были изъяты шифрованные секретные документы. Если ли бы Вы могли дать нам какие-то сведения из них, это очень помогло бы при допросе этого упрямца.