Но червь властолюбия продолжал точить его. И сейчас, когда он слушал письмо, его захватила коварная идея: надо убедить крайсовет заключить с муганцами мир и провести всеобщий съезд, чтобы избрать новые органы правления. Крайсовет пойдет на это, не может не пойти, у него не остается иного шанса сохранить власть. "На съезде большевики, несомненно, потерпят фиаско. Алексеев и К° забили головы муганцам лозунгом "Советы без большевиков". Вот тогда я… смею вас заверить! Только не спешить, не спешить! — Сухорукин огляделся по сторонам, будто его мысли могли услышать. — Только не спугнуть их. Надо сделать так, чтобы эта мысль им самим пришла в голову…"
Когда Коломийцев дочитал последнюю фразу письма "…Тогда мы победим!", зал в едином порыве встал и зааплодировал.
Начались выступления. Канделаки говорил о мобилизующей силе обращения ЦК. О том, что его надо донести до каждого коммуниста, до каждого красноармейца. Хорошо бы размножить его. Напечатать в типографии экземпляров сто.
— На чем печатать? Бумаги нет! — крикнули из зала.
— Я достану два рулона обоев! — заявил с места Сухорукин.
Агаев сказал, как важно, чтобы о письме узнали в талышских селах, и предложил Ахундову, Мамедову и Гимназисту Салману срочно перевести его на азербайджанский язык.
Один за другим сменялись ораторы на трибуне. С тревогой за судьбу республики говорили они о самом, на их взгляд, важном, что надо предпринять немедленно.
Председатель ЧК Блэк призывал к усилению борьбы с паникерами и клеветниками, саботажниками и спекулянтами; предложил потребовать от хошевцев освобождения комиссаров, арестованных в Привольном, в противном случае расстрелять полковника Ильяшевича.
Доктор Талышинский говорил о тяжелом положении госпиталя, предложил начать сбор в изобилии произрастающих в лесах и горах Талыша целебных трав и ягод, которые могли бы в какой-то мере возместить недостающие медикаменты.
Ахундов сказал, что в лесах Талыша во множестве бродят кабаны, но талыши не охотятся на них из религиозных предрассудков. Надо, мол, Совнархозу заняться заготовкой кабанины для русского и армянского населения Ленкорани.
— Помилуйте, товарищи! — раздраженно воскликнул Сухорукин, нервничавший оттого, что разговоры о повседневных, насущных нуждах защитников Ленкорани уводили в сторону от задуманного им. — Мы собрались говорить о спасении нашей республики, а нам предлагают странные вещи: гоняться по лесам за кабанами, собирать травки и ягодки. Кто-кто, а вы, доктор Талышинский, умный человек, как вы можете всерьез вносить такое поистине удивительное предложение? Ну как можно смешивать высокое и мелкое? Или это насмешка над революцией, смею вас спросить?
— Позвольте, позвольте, товарищ Сухорукин, — с места возразил ему Талышинский. — Мелкое, вы говорите? Вы часто и подолгу лежали в нашем госпитале. И если б мы не лечили вас этими "травками и ягодками", не поддерживали бульоном из кабанины, вы давно протянули бы ноги и не занимались бы сейчас демагогией, смею вас заверить.
В зале рассмеялись. Сухорукин беспокойно поерзал в кресле, поняв, что оплошал.
— Не вижу предмета спора, товарищи, — успокоил людей Канделаки. — Судьба республики зависит не только от наличии боеприпасов, но и от того, здоровы ли, сыты ли ее защитники.
— Добавлю только, — вставил Коломийцев, — что Сергей Миронович прислал вам вместе с патронами и бомбами ящик хины.
— Помилуйте, — начал выкручиваться Сухорукин, — меня не так поняли. Я имел в виду, что эти мелкие вопросы неуместны на сегодняшнем активе, их можно решить в рабочем порядке…
Словом, выступлений было много. Давно не проводилось в Ленкорани такого широкого и представительного собрания. Вот и хотелось каждому высказаться, поделиться наболевшим.
Коломийцев вспомнил такое же людное и бурное собрание в этом зале. Тогда здесь царило радостное возбуждение и ликование, в речах ораторов звучала твердая уверенность в победе над врагом. То было в начале мая, в первые дни рождения Муганской республики. А теперь… неужели это ее последние дни?
Слово взял Лидак. Зал — само внимание. Многие впервые слушали нового политкомиссара, и им хотелось узнать, что за человек сменил всеобщего любимца матроса Тимофея.
— Товарищи! Мы только что прослушали обращение Центрального Комитета партии. Я слушал, и мне вспомнились слова Владимира Ильича, сказанные им на Восьмом съезде партии. Не помню их точно, но он сказал, что вот мы собрались в самую опасную минуту потому, что империалисты делают очень сильную попытку раздавить Советскую республику. Будто о нас с вами сказано. Мы тоже собрались в самую опасную минуту. Английские империалисты натравили на нас мусаватистов и беломуганцев, чтобы раздавить нашу маленькую республику. Мы с вами вроде оазиса Советской власти, окруженного врагами. Но письмо товарища Ленина — сильное оружие в наших руках. Вот тут говорили, надо бороться с болтунами и шептунами. Правильно, надо. Но этого мало. Мы с вами должны противопоставить вражеской агитации свою, большевистскую агитацию. Конкретно: мы должны послать делегацию к беломуганцам, поговорить с обманутыми крестьянами, рассказать им ленинскую правду о Деникине и кулаках. А потом спросить их, какую власть они хотят иметь, свою, рабоче-крестьянскую, или они хотят, как сказано тут, — он взял газету и прочел, — "…довести дело до того, чтобы позволить Колчаку и Деникину перебить, перестрелять, перепороть до смерти десятки тысяч рабочих и крестьян"? Давайте пригласим их сюда, вот в этот зал, и спросим, какую власть они хотят. Я уверен, они сумеют разобраться, какая власть лучше…