— Пусть конвой возвращается, а вы останьтесь. Мы сами доставим его в Бендер-Гяз. — И бросил Коломийцеву: — Ступай вперед!
Высокий и худой, заложив руки за спину и чуть подавшись всем корпусом вперед, Коломийцев шагал широко и быстро, словно куда-то спешил. "Сейчас выстрелит… сейчас выстрелит… в затылок? Или в спину, под сердце? — Лихорадочные мысли проносились в уме, как рваные тучи в бурю. — Эх, как мало… только двадцать три года… А Дуняша, родила ли?.. Что ж не стреляют?.."
— Стой! — хрипло крикнул Филиппов. — Беги!.. Беги, говорю!
Коломийцев усмехнулся и, высоко подняв голову, засмотрелся на розовый конус Демавенда, который переливался в мареве, словно знамя, вознесенное в небо.
— Тогда молись! — бросил Филиппов нетерпеливо.
— Господь не услышит. — Коломийцев насмешливо посмотрел на Филиппова, тот отвел глаза и буркнул:
— Ну тогда проси… последнюю волю…
— Серхенг, разрешите дать ему покурить, — попросил офицер Ш.
Филиппов кивнул. Коломийцев взял папиросу, закурил, благодарно кивнул офицеру.
Два выстрела грохнули почти одновременно. Коломийцев рухнул, как подрубленное дерево. Филиппов подъехал к нему, перегнулся с седла. Обе пули попали в голову. Полковник отъехал в сторону, приказал офицерам:
— Заберите его!
Офицеры спешились, перебросили тело Коломийцева через коня офицера Ш. и продолжали путь. Руки Коломийцева свисали, как плети, волочились по земле, будто он и мертвый хотел ухватиться за нее.
На окраине Бендер-Гяза остановились возле плетня, перед которым рос густой кустарник.
— Положите его здесь и поезжайте за лопатами, — приказал Филиппов офицеру Ш.
Пока тот ездил в поселок, Филиппов сидел в стороне и курил одну папиросу за другой.
Офицер Ш. вскоре вернулся с лопатами. В густых зарослях вырыли неглубокую яму и торопливо зарыли.
В Ленкорани Федор Беккер, как на базаре, показывал новому генерал-губернатору уезда Хану Нахичеванскому шкуру леопарда.
— Я долго охотился за ним, ваше превосходительство.
— С тех пор как бежал из Ленкорани? — усмехнулся губернатор, поглаживая шелковистую шкуру.
— Да, ваше превосходительство, — охотно признался Беккер. — Надоела мне бесконечная война. До каких пор? Не лучше ли, подумал я, уйти в горы, жить среди дикой, первозданной природы? Поверьте, я не вернулся бы в Ленкорань, но подумал, как эта шкура украсит вашу гостиную.
— Очень, очень, — кивнул губернатор. — Спасибо за подарок. Значит, ты отрекаешься от большевиков?
— Ошибка юности, — развел руками Беккер.
— Пора, пора поумнеть! Ты уже не безусый юноша. Вот и партизан Бала Мамед. На что похоже? Разъезжает по селам с красным флагом, громит наших аскеров… Ты вот что, отправляйся в горы и скажи ему, что мы простим его, если он согласится сотрудничать с нами. Захочет, весь Зуванд поручим ему, пусть начальствует! Скажи, губернатор хочет видеть его, пусть приедет в Ленкорань, встретим как национального героя.
— Непременно передам, ваше превосходительство.
— А сам дай подписку о невыезде. И помни, если опять запишешься в большевики, шкуру спущу, как с этого леопарда, — расхохотался Хан Нахичеванский.
— Что вы! Я б охотно записался в вашу партию.
— Нельзя. Мусават — партия азербайджанцев, — с достоинством ответил губернатор.
— Тогда, по крайней мере, разрешите мне открыть специально для господ мусаватских офицеров сапожную мастерскую.
— Ты умеешь тачать сапоги?
— А как же! Я потомственный сапожник. Мой отец обувал весь Ленкоранский гарнизон.
— Да-да, вы, немцы, аккуратные мастера. Открывай, это благое дело.
Выйдя из кабинета губернатора, Беккер почувствовал облегчение, какое мог бы испытать человек, вырвавшийся из тисков обвившего его удава.
На следующий день в двух шагах от Ханского дворца, над дверью небольшого частного дома, появился фанерный щит с изображением сапога и словами: "Сапожных дел мастер". Очень скоро Беккер стал модным сапожником, от заказчиков, главным образом офицеров гарнизона, но было отбоя. И никто из них не догадывался, что ходит на явку большевиков-поднольщиков.
Подмастерьем у Беккера был Сергей. Беккер замечал, что после гибели отца в Сергее словно надломилось что-то: прежде живой и веселый, он посуровел, ушел в себя. "Да, повзрослел парнишка, горе закалило его, как огонь — железо", — думал Беккер, глядя, как Сергей сосредоточенно, ловко протыкает подошву шилом и вбивает в нее деревянные шпильки. Отказавшись эвакуироваться с матерые, Сергей остался в отряде Гусейнали, где находился и Салман, который месяцем раньше потерял самых близких ему людей: мать и невесту. Возвратясь в Ленкорань и открыв сапожную мастерскую, Беккер предложил Сергею работать с ним. Сказал, что ему нужен подмастерье, а главное — связной для подполья. Трудился Сергей добросовестно, старательно, часами не разгибал спины. И с обязанностями связного справлялся как нельзя лучше.