"Значит, все! Поджечь промысла и бежать!.."
Двадцатого апреля Пономарев снова приехал в Баку. Последний раз он был здесь в феврале вместе с Али Мамедовым и другими ленкоранцами на Первом съезде Компартии Азербайджана. Съезд проходил нелегально в помещении легальной профсоюзной организации — Центральной рабочей конференции, которая размещалась в самом центре города, в двухэтажном доме на Николаевской улице. Два дня делегаты от всех партийных организаций республики собирались под самым носом правительства, рассказывали о положении дел на местах. С докладом по организационному вопросу выступил Дадаш Буниатзаде.
Съезд называли объединительным: он провозгласил создание Коммунистической партии Азербайджана, в которую наряду с Бакинским комитетом РКП (б) вошли организации "Гуммет" и "Адалят", хотя фактически они слились еще осенью девятнадцатого года.
Председателем ЦК АКП(б) стал двадцатишестилетний большевик, инженер-экономист Мирза Давуд Гусейнов. Он учился на том же факультете коммерческого института в Москве, что и Иван Осипович Коломийцев. Членами ЦК были набраны Гамид Султанов, Дадаш Буниатзаде, Али Гейдар Караев, Али Байрамов.
Съезд призвал рабочих и крестьян Закавказья готовиться к свержению своих буржуазно-помещичьих правительств.
Теперь, два месяца спустя, Пономарев приехал по заданию ленкоранекого ревкома, чтобы информировать ЦК о готовности ленкоранской организации выступить для захвата власти. Сойдя с парохода, он сразу же направился в лавку "Торговля пеньковыми канатами", намереваясь повидаться с Лукьяненко и просить его устроить встречу с членами ЦК. Хозяин лавки Ягуб Мамедов узнал Пономарева и сказал, что Анатолий будет только завтра утром.
— Ну что ж, придется подождать до завтра, — огорчился Пономарев.
Он пошел побродить по городу, чтобы скоротать время до вечера, когда можно будет пойти к своим землякам, у которых он обычно останавливался.
Апрель — лучшее время года в Баку.
Деревья миндаля и абрикосов оделись в розовое и белое кружево. По Ольгинской и Торговой гуляли нарядные дамы, господа и офицеры в форме мусаватской, русской, английской, турецкой и итальянской армии. Шла бойкая торговля на Будаговском, Мясном и Угольном базарах, в пассаже Лалаева. Магазин "Космополит" предлагал американские макароны, французскую обувь, английский крем для обуви, швейцарские сезонные ткани.
На углу проезда Лалаева чинно восседал на козлах фаэтона известный в Баку кучер Саттар-хан. Чуть подальше, на тротуаре, прислонясь спиной к стене, сидели в ожидании клиентов амбалы во главе со своим "королем" амбалом Дадашем, гороподобным богатырем в кожаном фартуке и кожаных нарукавниках.
В синематографах "Феномен", "Ампир" и "Французский" шли фильмы с участием Ивана Мозжухина и Веры Холодной. Не было отбоя от посетителей в духанах и шашлычных, в Немецкой кондитерской на Торговой. До двух часов ночи работали первоклассные рестораны "Тили-пучу-ри" и "Медведь".
Город жил своей привычной будничной жизнью, которая, казалось, не предвещала никаких перемен.
Утром следующего дня, придя в лавку, Пономарев застал Лукьяненко на месте. "Господин Титорец" сильно переменил-ся со времени последней встречи, осунулся, выглядел озабоченным и не таким франтоватым, как прежде. В каморке находились еще двое молодых людей.
— А, Иосиф, заходи, — поднялся навстречу Лукьяненко. — Садись, я сейчас освобожусь… Вот, знакомься, ребята с "Вана".
— С "Вана"? — заинтересовался Пономарев. — Знакомый пароход. На нем англичане наших товарищей с Ашур-Аде в Энзели везли.
Молодые люди представились. Это были кочегар Константин Рожковский и машинист Иван Фролов.
— Вот предлагают угнать "Ван" в Красноводск, — как бы советуясь, сказал Лукьяненко. — Послезавтра "Нан" должен идти в Энзели с пассажирами и грузом для англичан.
— Семь вагонов сахару, семь тысяч пудов бензина, два вагона авторезины и еще много прочего, — перечислил Рожковский.
— Это было бы здорово! — оживился Пономарев.
— Только нам деньги нужны, товарищ Ни, тысяч двадцать, — сказал Фролов. — Надо купить наган, да и мало ли что…
— Деньги дадим. А вот как вы пронесете оружие на пароход? Такой тщательный досмотр…
— Моя жинка пронесет, — успокоил Фролов. — Придет ко мне на пароход с ребеночком, попрощаться вроде бы. Мальца же не станут обыскивать. Она вместе с ним и запеленает…
Оговорив с моряками детали операции по угону парохода и выдав им деньги, Лукьяненко проводил их и вернулся.