Ульянцев кивнул и посмотрел в карие глаза Кирова, желая понять, с какой целью он так подробно объясняет ему то, что, в общем, и так было ясно.
Киров положил руку на плечо Ульянцева:
— Реввоенсовет считает необходимым, чтобы ты отправился на Мугань. Конечно, бакинским товарищам виднее. Там на месте решите. Но Мугань надо удержать и укрепить!
…На одиннадцатые сутки пути, ночью 17 мая рыбница пришвартовалась на Баилове у пристани "Судомотор", неподалеку от военного порта. Прихватив ценности, привезенные с собой, путники один за другим сошли на дощатый настил. После долгой качки казалось, что настил прогибается, и люди шагали, широко расставляя ноги.
Из темноты появилась фигура полицейского чиновника. Он потребовал предъявить судовую квитанцию, удостоверяющую, откуда, с какой целью и с каким грузом прибыла лодка. Такой квитанции не было. Но крупная ассигнация, перекочевавшая в карман чиновника, сделала свое дело.
Кузьма остался в лодке, а остальные пошли по темным улицам Баилова, в гору.
На углу 2-й Баиловской их остановил английский солдат. Это был сипай. Сергей, никогда еще не видевший английских оккупантов, с неприязнью, страхом и любопытством смотрел на смуглого белозубого молодого солдата в пробковом шлеме, на его темные волосатые ноги, торчавшие из шортов. Сипай, державший карабин с широким штыком наперевес, по-английски выкрикнул что-то.
Сарайкин выступил вперед, по-английски что-то ответил, и сипай, заулыбавшись" отступил на шаг, повел карабином в сторону: мол, проходите!
— Что ты сказал ему? — спросил Кожемяко.
— Сказал, что идем к девкам. Несем вино и барашка.
— От барашка я б не отказался, — вздохнул Кожемяко.
Через квартал он распрощался и пошел домой, уговорившись прийти завтра. Остальные, сами не помня как, добрались до конспиративной квартиры матроса Мельникова, легли на пол вповалку и погрузились в сон.
Утром их разбудил вихрастый смуглый паренек лет пятнадцати, ровесник Сергея. Он пришел вместо Кожемяко, чтобы отвести астраханцев на другую, более удобную и надежную квартиру.
Саркис — так звали связного Бакинского комитета — повел их долгим кружным путем. С Баилова поднялись на Чемеберекепд, прошли по грязным улицам Нагорной части" спустились в зловонную "Похлу дере", оттуда направились в Завокзальный район и наконец пришли в селение Кишлы.
Дорогой разговорчивый и обо всем хорошо осведомленный Саркис отвечал на вопросы приезжих. Он рассказал, что после разгрома стачки положение в городе оставалось напряженным, тревожным. Поэтому Бакинский комитет, с которым уже связался Кожемяко, посоветовал астраханцам отсидсть-ся несколько дней на конспиративной квартире в Кишлах. Вынужденное безделье никак не устраивало их, тем более Сергея, рвавшегося в Ленкорань, но они были вынуждены подчиниться.
Саркис привел гостей к небольшому плоскокрышему дому со стеклянной галереей и двориком, обнесенным низкой оградой из неотесанных камней. Здесь жила одинокая седовласая, но еще моложавая женщина. Она ходила во всем черном — ее муж был убит турками в сентябре прошлого года.
Асмик-тетя (так называл Саркис хозяйку дома) приветливо встретила гостей, вытирая руки о передник, проводила их через узкую проходную комнату в большую, отведенную для них. Стены комнаты были сплошь оклеены газетами, стоика газет лежала в углу, — видимо, в квартире шел ремонт. Два зарешеченных окна с большими подоконниками и ставнями смотрели на бурую, выжженную степь, в которой мальчишка-подпасок пас отару тощих овец. Посреди комнаты стоял круглый стол, над ним свисала керосиновая лампа. Вдоль стен с нишами для постелей стояли две никелированные кровати, диван и тахта.
Сказав что-то по-армянски хозяйке дома, Саркис обратился к Ульянцеву: