— Об этом не беспокойтесь. Места на палубе вас устроят? — усмехнулся Дубянский. — Сейчас вас доставят на пароход «Кетти», и через два дня вы будете в большевистской «Астрахани.
— А если откажетесь ехать, мы вас силой оружия заставим! — пригрозил Аветисов.
— Или под трибунал, — добавил Дубянский, и они вышли.
По гарнизону поползли упорные слухи о бегстве группы большевиков, испугавшихся гнева „батюшки“, но им мало кто поверил. Тем более Морсин. Он понимал, кто пустил эту „утку“, чтобы замести следы. Но что же стало с его друзьями? Исчезли среди бела дня, как в воду канули! Все попытки Морсина навести справки о их судьбе ни к чему не привели. Оставалось одно предположение, что их выкрали ночью: прикончили и утопили в море.
„Ловко сработано! — не находил покоя Морсин. — Задумали оставить без руля и без ветрил. Мол, уберем ячейку, а без нее гарнизон — корабль без компаса!.. Одного в толк не возьму, отчего они меня не тронули?..“ — недоумевал Морсин. Ведь он — бакинский рабочий с шестилетним партийным стажем, матрос революционной Балтики, после революции работал в Петроградском комитете, а в начале года вернулся в Баку и вместе с батальоном прибыл в Ленкорань. В штабе не знают об этом? Ну предположим. А что он член партячейки, тоже не знают? Или потому не тронули, что он председатель солдатского комитета? Как-никак личность легальная. „Погоди, погоди, — возразил самому себе Морсин, — и тебя возьмут за жабры! Это только первый удар. На этом Ильяшевич не остановится…“
Бойцы батальона долго и жарко судили о случившемся на все лады, строили догадки и предположения: чего им теперь ждать в отместку за неподчинение приказу? Но дни шли за днями, а командование не принимало никаких репрессивных мер, словно ничего и не произошло. И батальон успокоился.
Вскоре к Аветисову вызвали командира батальона и Морсина.
— В Астаринском магале снова активизировались действия банды Усей на Рамазанова. Командование решило направить туда ваш батальон. Полковник Ильяшевич высоко ценит ваши заслуги по защите Мугани, он похвально отзывался о вашем бесстрашии и мужестве во время летней схватки с мусаватскими бандами. Надеемся, вы и теперь проявите такую же стойкость и бесстрашие.
„Ишь, как мягко стелет! — слушая Аветисова, думал Морсин. — Удалить нас из Ленкорани, а там или бандиты расправятся с нами, или они. Главное, оторвать нас от остальных… И почему нас бросают против Рамазанова? В его банде вдвое больше народу, чем в батальоне. Могли бы и полк Макарова двинуть…“
— Что скажешь, председатель? — обратился к нему командир батальона.
— Так я что? Я один не решаю. Как солдатский комитет скажет…
Солдатский комитет, а затем и общебатальонный митинг вынесли резолюцию — из Ленкорани не уходить. В Астару послали другую часть, а в освободившуюся казарму перевели дашнакский полк Макарова. Такое соседство не предвещало ничего хорошего. Дашнаки придирались ко всяким мелочам, вели оскорбительные националистические разговоры, провоцировали стычки и драки — дня не проходило без них. Командованию стоило больших трудов удержать бойцов, готовых взяться за оружие. Словом, жизнь стала невыносимым кошмаром. Все хорошо понимали, что командование не мытьем, так катаньем хочет выжить их из Ленкорани. И солдатский комитет принял решение уйти от греха подальше, подчинившись приказу, передислоцироваться в район Астары.
Вечером Морсин впервые за последние несколько дней пошел домой, проститься с семьей.
Молча, задумчиво сидел он за столом. Мария спросила его о чем-то, он не расслышал.
— Володя, ты не слышишь меня? Что с тобой?
— Уходим в Астару. Плохие дела в гарнизоне, Маша, — признался Морсин.
Он никогда не имел тайн от жены. Женившись на ней, молодой бакинке, едва окончившей курсы сестер милосердия, он и ее приобщил к нелегальной работе на промыслах, о которой откровенно рассказывал ей. Вместе они и в партию вступили.
— Надолго? — обеспокоилась Мария.
Морсин пожал плечами.
— Может, и нам с Сережкой перебраться туда?
Морсин ответил не сразу:
— Повремени пока…
Пришел сын, высокий, крепко сложенный парень. Вылитый отец: такой же белобрысый и голубоглазый, нос, вздернутый и конопатый, так же морщится в улыбке:
— Здравствуй, отец. — Сергей сел рядом с ним за стол. От его одежды пахло конским навозом. — А я заходил к тебе в казармы…
— Здорово, Серега… Ну что, управляешься с конями?
— А что, я люблю коней, они меня понимают.
— А Салман что не пришел? — спросила мать.