Только когда «Голос» опубликовал заинтриговавший публику рассказ о путешествии изобретателя по Европе, военный министр, может быть, устыдясь медлительности своих чиновников, может быть, спохватившись, что изобретение уплывает за границу, наложил резолюцию на прошении: «Пусть г. Лодыгин объяснит свое предложение комиссии, учрежденной при Главном штабе».
Но Лодыгин теперь далече… Статья в «Сыне Отечества» заканчивается замечательными словами — ив укор военному министру, и в укор всему обществу:
«Как бы то ни было, а г. Ладыгин поехал во Францию на свои последние средства, в русском армяке, рубашке на выпушку и в длинных сапожищах, с одними бумагами, покрытыми математическими формулами, да чертежами, чем, разумеется, обратил на себя всеобщее внимание и попал в письма корреспондентов.
Пожелаем ему удачи в достижении цели, к которой он стремится, и запишем его имя в список русских изобретателей: они почти все без средств и без помощи».
…Кто написал это письмо, полное не только боли и горечи за вынужденного отправиться в рискованное путешествие юношу, но и за других русских изобретателей, которые «почти все без средств и без помощи»?
Он скрылся за коротким псевдонимом — буквой К. Так подписывались многие: молодой журналист Сергей Кривенко — друг Лодыгина с детских лет; профессор Виктор Львович Кирпичев — крупный специалист в области механики и сопротивления материалов (с 1870 года преподававший в Петербургском технологическом институте, где были слушателями и Лодыгин и Кривенко.
Именно Кирпичев дал положительный отзыв на проект лодыгинского летательного аппарата). Так подписывался и великий князь Константин, который вскоре примет участие в судьбе молодого изобретателя, и еще многие другие.
Мог быть автором статьи и Сергей Николаевич Терпигорев-Атава (известный в те годы журналист, позже — популярный писатель, автор замечательных книг! «Оскудение» и «Потревоженные тени»).
«Беспощадный и ревностный летописец эпохи дворянского оскудения», — как называла Атаву критика, — сам дворянин и сам жестокий обличитель дворянства, нигилист, хорошо знал и Лодыгина, и его семью. Мог бы и он написать статью в «Сыне Отечества», но в Петербурге ходили упорные слухи, что Терпигорев также уехал во Францию — то ли вместе с Лодыгиным, то ли вслед за ним. Верить этим слухам можно: в биографическом очерке о Терпигореве-Атаве В. Быков сообщает, что Сергей Николаевич в 1870 году ездил в Париж «с одним изобретателем в области электричества», а в «Историческом вестнике» за 1890 год названо и имя изобретателя — А. Лодыгин.
Подпись «К» мог поставить и любой другой человек, едва ли теперь можно выяснить имя его, но — спасибо этому таинственному незнакомцу! Он первый пожелал молодому дарованию удачи в достижении цели, он первый предложил записать его имя в список русских изобретателей. Список вовсе не почетный по тем временам. В него и попасть-то потомственному дворянину считалось зазорным! Но зато этот список исторический, потому что попавшие в него уже не забудутся человечеством, а коли забудутся вдруг по велению сильных мира сего или по небрежению современников, то непременно вспомнятся потомками позже, потому что список этот — сама история человеческого общества, движут которую люди-творцы. А у потомков есть хорошее качество — вновь и вновь, чувствуя, как далеко вперед ушли они от прадедов, обращаться назад: к истокам своих достижений и побед.
Сколько живого интереса у журналистов и читающей публики вызвал рассказ о молодом изобретателе в «Голосе», можно судить по тому, что перепечатан он был не только столичными, но и провинциальными изданиями, и, конечно, газетой «Дон», выходящей в Воронеже, где учился Лодыгин.
Отзыв же на нее в «Сыне Отечества» породил еще больше загадок и толков.
Посмотрим на все это глазами землян 70-х годов прошлого века. Действительно, как можно в век воздушных шаров — рабов ветра — создать управляемый аппарат тяжелее воздуха? Как можно в эпоху, когда и паровой двигатель в диковинку, уповать на электрический? Когда пока и само электричество для многих — дверь за семью печатями! Да может ли что-нибудь из всего этого выйти?
Наконец, почему сын потомственного дворянина, получивший прекрасное, по мнению многих, специальное военное образование, меняет офицерский мундир на робу молотобойца, занимается низменным для своего сословия изобретательством и отправляется во Францию без гроша в кармане да еще в народном русском костюме, в котором в эти годы щеголяли нигилисты?
Идет 1870 год… Пять лет уже прошло с того дня, когда выстрел Каракозова в царя гулом прокатился по всей России. Охранка сужает круг возле деятелей «Земли и воли», направившей его разящий пистолет. Но на сцену уже вышли неистовые фигуры анархистов Бакунина и Кропоткина, мятущихся духом Лаврова и Лопатина…