По лицу Перигейла прочесть ничего нельзя, привык при дворе держаться невозмутимо, но по другим рыцарям видно, что Тельрамунда не хотят: груб и жесток, крестьяне в его землях стонут от поборов и налогов, ремесленники бегут, а торговцы стараются не заходить в его земли, потому Тельрамунд все необходимое чаще добывает грабежами и победными войнами. И оказаться под его тяжелой рукой никому не хочется…
С другой стороны, он поклялся на мече, а это самая святая для рыцарей клятва. Нельзя не сдержать эту клятву, нет ее нерушимей, нет ее достойней.
Один из старших рыцарей, благородный барон Канингем, повернулся к Эльзе. Его еще не старческие глаза взглянули на нее с глубоким сочувствием.
– А что скажет на это благородная госпожа Эльза?
Ей показалось, что он нарочито подчеркнул слово «госпожа», напоминая всем, ей в том числе, что на троне сейчас не испуганная девочка, а дочь герцога и что она там по праву и будет находиться там до тех пор, пока не докажут, что это место должен занимать другой человек.
Эльза ощутила, как ее захлестывает волна благодарности к этому человеку, которого она почти не знала.
Все затихли и не отрывали от нее взоров, когда она вскочила с трона. Глаза ее метали молнии.
– Ложь! – прокричала она гневно. – Ложь!.. Как граф Тельрамунд мог… как он мог вымолвить такое, и почему Божий гнев не испепелит его на месте?
Барон Канингем спросил в тишине:
– Вы отрицаете, что ваш отец поручил это герцогство графу Тельрамунду?
– Да! – выкрикнула Эльза. – Он совсем недавно был в покоях моего батюшки и при мне клялся, что будет помогать мне усидеть на троне!.. Он клялся быть помощником, но не герцогом!
Барон Канингем повернулся к Тельрамунду.
– Граф?
Тельрамунд сдвинул плечами, заскрипело железо, и все поняли, что под роскошным камзолом графа находится стальной панцирь.
– Глупости, – ответил он небрежно. – Девчонка… то есть леди Эльза, просто нагло врет. Я еще раз поклянусь на мече… Надеюсь, вас это убедит.
Ему поднесли его меч, огромный, длинный, пугающий своими размерами даже бывалых воинов.
Тельрамунд опустил на обнаженное лезвие ладонь, возвел очи к своду, и все услышали его громкую речь:
– Клянусь великой рыцарской клятвой перед лицом Господа, что покойный герцог завещал мне трон Брабанта! Он понимал, что только я смогу усмирить бунты и заставить трепетать противников. И я поклялся в ответ, что желаю ему долгих лет жизни, но если Господь все-таки призовет его, я займу трон и буду щитом и мечом Брабанта!
Барон Канингем снова повернулся к Эльзе, а вместе с ним все рыцари молча обратили взоры на Эльзу.
Бледная, как полотно, она вскрикнула:
– Он лжет! Он лжет!.. Как он может…
Тельрамунд сказал надменно:
– Слово известного рыцаря против слов избалованной девчонки! Что перевесит?
Эльза ухватилась за горло, лицо ее начало краснеть.
– Я обращусь… – прошептала она, – к королю… Он справедлив… Король накажет…
Тельрамунд победно улыбнулся, Эльза покачнулась и рухнула без сознания. Ее подняли придворные дамы и унесли, легкую, как перышко, в ее покои. Тельрамунд проводил их насмешливым взглядом.
Рыцари переговаривались, в зале тихий гул, словно под замком в стены бьют воды Рейна, но все умолкли, когда Тельрамунд сказал грозно:
– Я сам обращусь к королю Генриху! И посмотрим, кому поверит больше.
Глава 4
Король Генрих, прозванный Птицеловом за дипломатическое умение «уловлять людей, аки птиц», остановил коня на вершине небольшого зеленого холма. Отсюда открывается вид на реку Шельду, холодные серые волны тяжело и хмуро бегут одна за другой по течению, задевая краями берега, деревья чахлые, только в одном месте высится на диво громадный дуб, неимоверно толстый, приземистый, с ветвями толщиной в ствол столетнего дуба… сколько же этому исполину?
Сзади застучали копыта, на взмыленных конях подъехали Ричберт и Хардвулф, самые близкие к королю вельможи.
Ричберт сказал укоризненно:
– Ваше Величество, стоит ли так отрываться от своих людей?
– Разве мы в сарацинских песках? – спросил Генрих.
Хардвулф хмыкнул, а заговорил Маргант, старый и уравновешенный советник:
– Ваше Величество, в Брабанте неспокойно. После того как герцог Готвальд умер, его вассалы начали грызню за власть. А в таких условиях, сами понимаете, на дорогах полно разбойничающих баронов…
Генрих надменно прищурился.
– Не посмотрят, что я король?
– Ваше Величество, – сказал Маргант, – кто-то посмотрит с большим удовольствием! Как на богатую добычу, за которую можно получить большой выкуп.
Генрих промолчал, рука его взметнулась, толстый палец с золотым перстнем указал на дуб.