Теперь вернемся к русским имитациям античных логаэдов и присмотримся к метрическим схемам приведенных выше примеров.
Сапфическая строфа.
–⏑–⏑–⏑⏑–⏑–⏑ или –1–1–2–1–1
–⏑–⏑–⏑⏑–⏑–⏑ –1–1–2–1–1
–⏑–⏑–⏑⏑–⏑–⏑ –1–1–2–1–1
–⏑⏑–⏑ –2–1
Асклепиадова строфа.
–⏑–⏑⏑––⏑⏑–⏑⏑ или –1–2–0–2–2
–⏑–⏑⏑––⏑⏑–⏑⏑ –1–2–0–2–2
–⏑–⏑⏑–⏑ –1–2–1
–⏑–⏑⏑–⏑– –1–2–1–
Алкеева строфа.
⏑–⏑–⏑–⏑⏑–⏑⏑ или 1–1–1–2–2
⏑–⏑–⏑–⏑⏑–⏑⏑ 1–1–1–2–2
⏑–⏑–⏑–⏑–⏑ 1–1–1–1–1
–⏑⏑–⏑⏑–⏑–⏑ –2–2–1–1
Фалекий.
–⏑–⏑⏑–⏑–⏑–⏑ или 1–2–1–1–1
Холиямб.
⏑–⏑–⏑–⏑–⏑––⏑ 1–1–1–1–1–0–1
Как видим, во всех этих размерах односложные промежутки значительно преобладают над двусложными: явление, обратное тому, которое мы наблюдали в гекзаметре и дольниках, и не соответствующее духу и традиции русского тонического стиха. Надо оговориться, что это относится не к тоническому стихосложению вообще, а именно к русскому.
В. М. Жирмунский, сопоставляя русские силлабо-тонические размеры и дольники с английскими и немецкими, отметил, что в немецких ямбах, в отличие от русских, так называемые пиррихии (т. е. пропуски метрических ударений) неупотребительны, стихи, как правило, полноударны. Это объяснил еще Чернышевский, указав, что в немецком языке одно ударение приходится в среднем на два слога, а в русском — на три, так что средний интервал между ударными слогами в немецком языке — один слог, в русском — два. Двусложные промежутки среди односложных встречаются в немецких стихах постоянно, но не на правах поэтической вольности в ямбах (как иногда в английских), а в особом размере — в дольниках, отличающихся от русских весьма существенно: это дольники на двусложной, а не трехсложной (как русские) основе; их ритмическая инерция создается количественным преобладанием односложных интервалов между ударными слогами.[4]
Таким образом, просодия языка обусловила в немецкой поэзии развитие дольников на двусложной основе (преобладание интервалов между сильными в один слог), а в русской — на трехсложной (преобладание интервалов в два слога). И следствием этих же законов языка было то, что имитации античных логаэдов, в которых преобладали односложные интервалы, не привились в русском стихе, как не привились редкие попытки создать русский дольник на двусложной основе.[5]
Помешала античным логаэдам обрусеть еще одна существенная причина: сильные и слабые слоги чередуются в них неравномерно, схема очень сложна, ритмическая инерция не успевает установиться, как размер сменяется другим — и стих для русского уха звучит тяжело и недостаточно ритмично.
Зато оказались очень жизнеспособными (хотя и не в своем первоначальном виде) своеобразные «русские логаэды», возникшие независимо от античных на почве русского стиха. Появлялись они в нашей поэзии в разных формах дважды: в XVIII и XIX в. — как предки будущих дольников, и, после значительного перерыва, в XX в., уже отпочковавшись от породивших их дольников. Рассмотрим сначала первые.
Стремясь выйти за узкие пределы канонизированных в высоких жанрах ямбов, поэты XVIII в. экспериментируют в жанрах «низких», пишут хореем и трехсложниками, порой подражают народному стиху, а иногда, очень редко, создают собственные размеры, сходные с логаэдическими. Едва ли не первым был Сумароков, написавший подобными размерами несколько стихотворений, в их числе песню:
Отчетливо слышна схема –⏑⏑–⏑– (⏑) или –2–1– (1), при этом, как и в имитациях античных логаэдов, на сильных местах ударение может отсутствовать. Стих звучит легче, чем в сапфической или алкеевой строфе, но это как бы промежуточная, переходная форма: односложные и двусложные интервалы уравновешены. Прекрасные примеры чисто русских логаэдов дал в последнем периоде творчества Державин:
4
5
В 1925 г. В. М. Жирмунский допускал возможность русских дольников на двусложной основе (Введение в метрику, стр. 192—193) и относил к ним такие стихотворения, как «Последняя любовь» Тютчева («О, как на склоне наших лет / Нежней мы любим и суеверней»). Эта точка зрения была подхвачена другими; например, Е. Ермилова, полемизируя со мной, утверждала существование русских дольников на двусложной основе, приводя тот же пример (Вопросы литературы, 1959, №6, стр. 241). Думаю, что спор решен практикой. Стихотворения, подобные «Голосу из хора» Блока (преобладание односложных интервалов), в русской поэзии единичны. И редкие двусложные промежутки в ямбах, как в «Последней любви» Тютчева, вернее считать сильными ритмическими перебоями, т. е. не созданием определенной ритмической инерции, а сознательным ее нарушением (см. мою статью «Перебои ритма» в сб.: «Русская советская поэзия и стиховедение». М., 1969, стр. 179—181).
6
Датировка песни сомнительна. Г. А. Гуковский относит ее ко времени после 1756 г., П. Н. Берков — к 30‑м годам, мотивируя тем, что размер ее силлабичен (см.: