— Вы говорите слишком громко, — упрекнул его гросс-адмирал. На самом деле, он не был несогласен с высказываниями, всё же аристократам и старым адмиралам претила лёгкость, с которой понимался Райнхард. Но всему своё время и место, поэтому сейчас он поторопился сменить тему. — Кстати, о противнике. Вы знаете что-нибудь о том их командире, Яне?
— Хмм… Совсем ничего не слышал. А кто это? — Овлессер давно позабыл об инциденте на Эль-Фасиле.
— Ну, тот, который спас флот мятежников от полного разгрома и заманил в ловушку адмирала Эрлаха.
— О, вот как…
— Похоже, он довольно талантливый полководец. Я слышал, даже выскочка Лоэнграмм был им впечатлён.
— Хоть кто-то смог окоротить белобрысого щенка.
— Если бы дело касалось лишь его! Но врагу, к сожалению, всё равно, в кого из нас стрелять, — с горечью сказал главнокомандующий, и Овлессер неловко пожал широкими плечами, не нашедшись с ответом.
В Зале Чёрного Жемчуга вновь зазвучала музыка. На сей раз музыканты играли древнюю мелодию о валькирии в честь офицеров, отдавших жизнь за императора и страну.
Неприятная для родовитых дворян церемония подходила к концу.
Капитан Зигфрид Кирхайс вместе с другими старшими офицерами ждал в Аметистовом зале, отделённом широким коридором от зала, где проходила церемония. Туда ему, не являвшемуся ни высшим офицером, ни аристократом, было не попасть. Хотя уже через два дня его должны были повысить сразу на два звания и произвести в контр-адмиралы. Звание, дающее право называться «превосходительством» и открывающее двери на подобные церемонии для избранных.
«Каждый раз, когда Райнхард поднимается на ступеньку выше, восходящим потоком поднимает и меня».
Подобные мысли приходили ему в голову не в первый раз, оставляя двоякие чувства. Он ни в коем случае не считал себя бесталанным, но прекрасно понимал, что скорость его подъёма нереально быстра и было бы глупостью относить её лишь на свои способности.
— Капитан Зигфрид Кирхайс, если я не ошибаюсь? — раздался рядом негромкий голос.
Кирхайс обернулся, посмотрев на говорившего. Это был высокий офицер в чине капитана, с болезненно-бледным лицом и карими глазами. Лет тридцати-тридцати пяти на вид, но его тёмные волосы уже изрядно подёрнуло сединой.
— Да. А вы?..
— Капитан Пауль фон Оберштайн. Мы впервые встречаемся с вами.
Пока он говорил это, в его карих глазах что-то сверкнуло, ошеломив Кирхайса.
— Прошу прощения… — пробормотал офицер, очевидно, поняв по выражению лица собеседника, что произошло. — Кажется, мои искусственные глаза барахлят. Мне очень жаль, если я напугал вас. Постараюсь заменить их на днях.
— Они искусственные? Мне очень жаль, это я должен просить у вас прощения.
— Право, не стоит. Это вполне естественная реакция. И небольшая плата за возможность вести полноценную жизнь.
— Вы потеряли зрение на войне?
— Нет, я слеп от рождения… Если бы я родился в эпоху императора Рудольфа, то, вероятно, уже был бы уничтожен по закону о предотвращении нежелательных генетических мутаций, — голос снизился почти до предела слышимости, но у Кирхайса всё равно перехватило дыхание. Критика в адрес Рудольфа Великого была основанием для обвинения в оскорблении императора.
— У вас замечательный командир, капитан Кирхайс, — эти слова Оберштайн произнёс чуть громче, но всё равно это был лишь шёпот. — Хорошими командирами я называю тех, кто в полной мере раскрывает талант подчинённых. Для нынешней империи это довольно редкое явление. Однако в случае с графом Лоэнграммом это, безусловно, так. Несмотря на свою молодость, он невероятный человек. Хотя жалким аристократам, цепляющимся за свои родословные, этого не понять…
Сигнал тревоги в голове Кирхайса звенел не переставая. Как можно быть уверенным, что этого Оберштайна не подослал кто-то, желающий, чтобы Райнхард совершил ошибку?
— Разрешите поинтересоваться, а где вы служите? — спросил Кирхайс, небрежно меняя тему.
— До сего момента я служил в информационном отделе главного штаба, однако теперь меня переводят в штаб флота крепости Изерлон, — на губах Оберштайна мелькнула тонкая улыбка. — А вы осмотрительный человек, капитан.