Он ещё только начал свою речь, а Яну уже хотелось заткнуть уши. Он с грустью подумал, что это тоже «наследие» человечества ещё со времён Древней Греции — слушать и поклоняться оратору, который говорит цветистые, но абсолютно пустые слова.
— …Я сказал «драгоценные жизни», и это действительно так! Жизнь человека — это великая ценность! Но, друзья мои, они умерли, чтобы показать нам, что есть вещи даже более ценные, чем человеческая жизнь! Это Родина и Свобода! Их смерти были столь красивы именно потому, что они отказались от всего ради великой и благородной цели! Они были хорошими мужьями, хорошими отцами, хорошими сыновьями и просто хорошими людьми. Они имели полное право на долгую, полноценную жизнь. Но, отбросив всё это, они отправились на поле боя и отдали там свои жизни! Сограждане, я наберусь смелости ещё раз спросить… Почему погибли полтора миллиона солдат?
— Потому что командующие операцией показали себя круглыми дураками, — пробормотал Ян себе под нос, но слишком громко, и на лицах сидящих рядом офицеров отразился шок. Молодой черноволосый офицер повернулся к Яну, словно хотел что-то сказать, но натолкнулся на его взгляд и, смутившись, быстро отвернулся обратно к трибуне, где, подержав паузу, продолжал речь Трюнихт:
— Да, я уже сказал ответ на этот вопрос. Они отдали свои жизни, чтобы защитить свою страну и идеалы свободы. Есть ли смерть более возвышенная и благородная, чем эта? Есть ли что-нибудь, что более красноречиво показывало бы, как мелко жить только для себя и умереть только для себя? Лишь правовое государство позволяет жить личностям! Своей смертью эти герои показали, что это более важно, чем человеческая жизнь! И я тоже хочу сказать, что наша страна и наша свобода стоят того, чтобы отдать за них жизнь! Мы пережили лишь ещё одну битву. Но война продолжается. И я хочу сказать тем из вас, кто зовёт себя пацифистами и требует заключить мир с Империей… Вы, самозваные идеалисты, думающие, что можно сосуществовать с тиранией и абсолютизмом, пробудитесь наконец от своих заблуждений! Каковыми бы ни были ваши причины, в итоге ваши действия приводят лишь к ослаблению Союза и играют на руку Империи! Добавлю, кстати, что в Империи антивоенные и пацифистские движения жестоко подавлены! Лишь потому, что наш Союз являет собой олицетворение демократического государства, у нас допускается оппозиция национальной политике. Не пользуйтесь этим бездумно! Конечно, нет ничего проще, чем говорить красивые слова о мире, ничем их не подкрепляя…
«Есть кое-что и проще, — подумал Ян. — Прятаться в безопасном месте и говорить красивые слова о войне».
Он чувствовал, как людей вокруг, словно подхваченных полноводной рекой, всё больше охватывает волнение. Похоже, нынешние агитаторы, как и многие поколения их предшественников, никогда не устанут искать поддержку своим идеям.
— …Возьму на себя смелость заявить: те, кто выступает против этой праведной войны против тирании и деспотизма Галактической Империи, подрывают основы нашего государства! Они недостойны жить в нашем гордом Союзе! Лишь те, кто не страшась смерти борется с врагом, чтобы защитить наше свободное общество и государство, которое его гарантирует, являются настоящими гражданами Союза Свободных Планет! Трусы, боящиеся погибнуть за правое дело, осрамляют дух этих героев! Эта страна была построена и выкована нашими предками. Мы помним и чтим историю. Мы знаем, как наши предки заплатили своей кровью за нашу с вами свободу! Наша страна с её великой историей! Наша свободная Родина! Можем ли мы стоять в стороне и отказываться сражаться за то единственное, что стоит защищать?! Давайте все вместе бороться за нашу Родину! Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!
С каждым возгласом председателя комитета обороны разум слушателей растворялся во всеобщей эйфории. Словно подброшенный единым порывом, весь зал вскочил на ноги, присоединяясь к крикам Трюнихта. Их рты раскрывались так широко, будто они хотели перекричать друг друга.
— Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!
Лес взметнувшегося оружия, бессчётное число подброшенных в воздух беретов, крики и аплодисменты наполняли зал.
В разгар всеобщего безумия, Ян молча сидел на своём месте. Его чёрные глаза холодно глядели на человека на трибуне.
Обе руки Трюнихта были подняты вверх в ответ на возбуждение зала. Но внезапно его взгляд упал на передний ряд зрителей. На мгновение в его глазах мелькнул лёд, уголки его рта презрительно дёрнулись. Он заметил молодого офицера, не вскочившего вместе со всеми. Если бы Ян сидел в задних рядах, его, возможно, и не заметили бы, но он был прямо перед трибуной, как наглое повстанческое пятно перед воплощением патриотизма.