— Раз вы оба просите об этом, я не стану выносить сурового наказания. Тем не менее, нельзя, чтобы они избежали наказания совсем…
— В таком случае, ваше величество, что вы скажете о том, чтобы лишить их жалования за следующий год и перевести эти деньги в фонд помощи семьям погибших?
— Да, пожалуй, что-то подобное устроило бы всех. Детали я предоставляю канцлеру. Это всё, о чём вы хотели поговорить?
— Да, ваше величество.
— В таком случае, вы оба свободны. А мне нужно в теплицу, ухаживать за розами.
Райнхард и Лихтенладе удалились.
Однако, не прошло и пяти минут, как один из них тайно вернулся. Так как семидесятипятилетний маркиз возвращался почти бегом, ему понадобилось отдышаться, но к тому времени, как он прошёл в императорский розарий, он восстановил спокойное выражение на лице.
Там, среди розовых кустов, наполняющих теплицу прекрасным ароматом, неподвижно, как старое увядшее дерево, стоял император. Пожилой аристократ подошёл к нему и осторожно опустился на колено.
— Если позволите, ваше величество…
— Что такое?
— Я говорю это, осознавая, что могу вызвать ваше неудовольствие, но…
— Это насчёт графа Лоэнграмма? — в голосе императора не чувствовалось никаких эмоций. Это был сухой и безжизненный как шорох песка под ветром голос старика. — Ты хочешь сказать, что я даю слишком много власти брату Аннерозе.
— Вы уже знали, что я хотел сказать, ваше величество?
Что больше всего удивило министра, так это то, как отчётливо прозвучали следующие слова императора:
— Он не знает страха, и потому может не удовлетвориться властью главного вассала… Возможно, он увлечётся и пожелает узурпировать трон. Об этом ты думаешь?
— Если только с величайшими оговорками, да и то я не посмел бы сказать подобного вслух.
— И что, если он это сделает?
— Ваше величество?..
— Династия Гольденбаумов существовала не всегда. Люди не бессмертны, и всё остальное во Вселенной — тоже. И потому нет никаких причин, чтобы Галактическая Империя не закончилась в моём поколении, — от сухого смеха императора канцлер задрожал. Глубины зияющей бездны обдали холодом его душу. — Но если всё это должно быть уничтожено в любом случае, то пусть и разрушение будет захватывающим!.. — голос императора затих, словно хвост кометы.
В итоге командующие армией вынуждены были признать, что они в долгу у Райнхарда. Поэтому они не смогли отказаться, когда на следующий день Райнхард связался с ними и попросил освободить капитана Пауля фон Оберштайна от всякой ответственности за случившееся во время потери Изерлона и перевести его в подчинение графу Лоэнграмму. Как они могли пользоваться «щедростью императора» сами и при этом принимать жёсткие меры по отношению к кому-либо? Сыграл в пользу Райнхарда и тот факт, что никто не считал спасение или разжалование какого-то капитана важным делом. Как бы то ни было, решение оказалось в пользу Оберштайна.
Что же касается того, что Райнхард отказался от столь завидного поста, то мнения высшей аристократии по этому поводу разделились примерно поровну на благоприятное «Удивительное бескорыстие, правда?» и отрицательное «Он просто пытается выставить себя в хорошем свете».
Сам Райнхард не обращал внимания ни на тех, ни на других. Должность он мог заполучить в любой момент, когда пожелает. Ну а пока пусть их занимают эти немощные старики. В любом случае, он рассматривал это положение лишь как ещё одну ступеньку к своей настоящей цели.
Ну а в этот момент его и вовсе не удовлетворили бы и все три должности сразу.
— В чём дело, Кирхайс? Ты выглядишь так, будто хочешь что-то сказать.
— Ну что вы, я ничего не хочу знать.
— Не злись. Речь об Оберштайне, не так ли? Я тоже некоторое время подозревал, что он может быть агентом аристократов. Однако он не из тех, кем они смогли бы управлять. У него острый ум, но он слишком своеобразен.
— Но сможете ли вы управлять им, господин Райнхард?
Райнхард чуть наклонил голову. Всякий раз, когда он это делал, одна прядь его прекрасных золотых волос падала на другую сторону.
— Хм… Я не жду дружбы и лояльности от этого человека. Он лишь пытается использовать меня, чтобы достичь своих собственных целей.
Райнхард протянул руку с длинными изящными пальцами и шутливо дёрнул лучшего друга за его рыжие волосы. Райнхард иногда вёл себя подобным ребяческим образом, когда поблизости никого не было. А уж волосы Кирхайса он с детства поминал по любому поводу, обычно хваля словами «Твои волосы, словно яркое пламя», а в случае их редких и коротких ссор говоря какую-нибудь гадость вроде «Что с твоими волосами? Это кровь на них?».