С точки зрения Феззана было бы очень выгодно, если бы Империя и Союз вышли на новый уровень взаимной ненависти из-за спора о Земле. Но если оба противоборствующих государства понесут невосполнимые потери и рухнет вся система, разве Феззан, зависящий от торговли, не пострадает вместе с ними? Если бы деятельность не ограничивалась объёмом, которым могли управлять воля и расчёты Феззана, то разжигать подобное было бы бессмысленно. А энергия фанатизма рано или поздно обязательно вырвется из-под контроля и взорвётся. На Феззане не могли об этом не знать.
Ян не мог поверить, что они всерьёз стремятся вернуть Землю и восстановить её утраченное величие, но…
— Я просто не понимаю, — пробормотал он, непроизвольно скривившись. — О чём вообще думают эти феззанцы?
Потом он посмеялся над собой, подумав, что слишком разволновался, хотя вообще нельзя было доказать причастность Феззана к деятельности Церкви Земли.
Они наконец добрались до дома. Желая прийти в себя после истощающей церемонии, Ян попросил Юлиана:
— Можешь налить мне бренди?
— Ну, у нас есть овощной сок… — мальчик сделал многозначительную паузу.
— Послушай, ты правда считаешь, что овощной сок может воодушевить?
— Это зависит от вашего старания.
— Ух… Где это ты такое услышал?
— Все на Изерлоне — мои учителя.
Ян зарычал, вспомнив лица Кассельна и Шёнкопфа.
— Мне нужно было получше подумать об образовательной среде.
Юлиан улыбнулся и смилостивился, принеся бокал, но строго сказал, что больше пить нельзя.
Приём был неплох, по крайней мере, по сравнению с предшествующей церемонией.
Хотя лишённые чувства юмора, несколько бессвязные речи политиков, финансистов и высокопоставленных чиновников продолжались, истеричности в них на сей раз было меньше.
На Изерлоне тоже проводились праздничные вечеринки для улучшения взаимоотношений гражданских и военных, но, как человек, ответственный за крепость, Ян настоял, чтобы делать это в собственном стиле. Когда его просили произнести речь, он говорил: «Все, пожалуйста, наслаждайтесь праздником», и этим ограничивался. И среди военных, и среди гражданских было немало любителей произносить красочные речи, но если сам адмирал Ян говорит так кратко, чиновникам и офицерам оставалось лишь подражать ему.
«Двухсекундная речь в стиле адмирала Яна» стала отличительной чертой Изерлонских торжеств.
Молодой черноволосый адмирал, ставший живой легендой, даже на этом приёме стал объектом интереса дам из высшего света и был вынужден весь вечер использовать рот не только для еды и питья.
— Адмирал Ян, почему вы не надели свои медали?
— Ну, эти штуки такие тяжёлые, что когда я надеваю их, то при ходьбе меня клонит вперёд.
— Ах, подумать только!
— Мой воспитанник говорит, что при этом я выгляжу как старик, ковыляющий согнувшись, так что…
Дамы приятно смеялись, но вот тому, кто их развлекал, было не слишком весело. Он просто пошёл на компромисс, так как посчитал это частью своих обязанностей.
В углу огромного танцевального зала Юлиан нашёл себе место, чтобы присесть, и, раз делать ему больше было нечего, стал разглядывать снующих туда-сюда людей. Все десять тысяч присутствующих были известными людьми, так что зрелище было впечатляющим.
Глава государства, председатель Верховного совета Иов Трунихт тоже был здесь. Ян ненавидел этого известного мастера риторики так глубоко, что отключал визор всякий раз, когда тот появлялся на экране. Трунихт, похоже, мудро старался избегать знаменитого адмирала.
В конце концов, Ян выскользнул из кольца дам и быстро подошёл к Юлиану.
— Думаю, нам пора выбираться отсюда.
— Да, адмирал!
Все приготовления были проделаны заранее. Юлиан сходил за сумкой, оставленной на стойке регистрации, и Ян зашёл в туалет, где переоделся в какую-то неописуемую гражданскую одежду. Парадная форма поместилась в ту же сумку, и они с мальчиком покинули здание никем не узнанными.
Ресторан Михайлова — хотя называть его так значило погрешить против истины — был небольшой закусочной неподалёку от входа в парк Кортвелла, расположенного чуть в стороне от центра города, где бывали в основном рабочие. Также сюда заходили небогатые парочки, не имеющие ничего, кроме молодости и надежд, чтобы купить еды и выпивки и потом посидеть с ними на скамейке под светом уличных фонарей. Такое вот местечко.
Когда клиентов было много, у Михайлова, бывшего в своё время коком на корабле, не было времени обращать внимание на их лица. Да и освещение всегда было тусклым. Так что, когда к нему подошла необычная компания из старика, молодого мужчины и мальчика, он не стал приглядываться к ним.