— Аннерозе…
— И ещё. Думаю, некоторое время нам не стоит видеться.
— Аннерозе!
— Для всех будет лучше, если меня не будет рядом. Наши с тобой жизни слишком отличаются… Всё, что у меня есть, это прошлое. Но у тебя есть будущее.
И снова Райнхард не смог ничего сказать.
— Когда ты устанешь, приходи ко мне. Но пока для тебя ещё слишком рано уставать.
Она была права. Райнхард надолго потерял право и даже способность отдыхать. Кирхайс сдержал свою клятву, и теперь он тоже должен сдержать клятву, данную Кирхайсу.
Он должен взять Вселенную в свои руки. Чего бы то ни стоило, он должен сделать всё ради этой цели. В конце концов, учитывая необъятность того, что он потерял, будет позором, если он не сможет сделать подобной мелочи взамен.
— Я понял. Если ты хочешь именно этого, то я сделаю, как ты пожелаешь. Я приду за тобой, когда Вселенная будет моей. Но прежде, чем ты уйдёшь, пожалуйста, ответь мне на один вопрос.
Райнхард сглотнул, а потом постарался успокоить дыхание.
— Ты… любила Кирхайса?
Он со страхом посмотрел сестре в глаза.
Она не ответила. И всё же Райнхард никогда не видел свою сестру столь фарфорово-бледной, как в тот момент, и никогда не видел такой грусти на её лице. Он знал, что наверняка сохранит в памяти это выражение на её лице до конца своей жизни.
И в этом предположении он оказался прав.
Ройенталь с неохотой, но всё же взялся доложить в крепость Гайесбург о проделанной работе. Попытавшись в течение некоторого времени столкнуть эту обязанность друг на друга, адмиралы в конце концов решили дело за карточным столом, где удача оказалась не на стороне молодого адмирала с разноцветными глазами.
Он послал в крепость запрос с приветствием от адмиралитета Райнхарда, и почти сразу молодой главнокомандующий появился на экране. В его льдисто-голубых глазах сиял свет разума и воли, и Ройенталь сразу понял, что его молодой господин снова обрёл себя. Речь Райнхарда тоже была ясной, а голос сильным, как прежде. И всё же Ройенталь чувствовал, что он оправился не до конца.
— Я знаю текущее положение, — сказал Райнхард. — Я услышал обо всём от Оберштайна. В тот же день, когда вы отправились.
— Понятно…
— Ваше достойная служба будет щедро вознаграждена. Вскоре я тоже возвращаюсь на Один. Могу ли я попросить отправить кого-нибудь, чтобы встретить меня?
— Конечно, ваше превосходительство. Я сейчас же отправлю Миттермайера.
Передав эту обязанность своему коллеге, Ройенталь перешёл к причине, по которой и связался с Райнхардом:
— Мы арестовали всю семью герцога Лихтенладе. Когда вы вернётесь, то сможете провести над ними суд.
— Нет необходимости дожидаться меня. Я могу сделать это отсюда прямо сейчас и предоставить вам исполнение приговора. Как насчёт этого?
— Хорошо, ваше превосходительство. Итак, что мы будем делать с самим герцогом?
— Мы не можем казнить того, кто был канцлером Империи. Посоветуйте ему совершить самоубийство. Каким-нибудь безболезненным образом.
— Как прикажете. А его семья?
— Женщин и детей отправьте в пограничье, — голос Райнхарда напоминал по звуку сталкивающиеся кусочки льда. — И казните всех мужчин от десяти лет и старше.
— …Как прикажете, — Ройенталь, как и следовало ожидать в такой ситуации, чуть замешкался с ответом. — Значит, те, кому девять лет и меньше, не пострадают? — уточнил он, возможно, в поисках самооправдания. Ройенталь был смелым адмиралом, но не любил ненужного кровопролития.
— Мне было десять, когда я поступил в военную школу, — ответил Райнхард. — Про тех, кто не достиг этого возраста, можно сказать, что они ещё не сформировались как личность. Поэтому я пощажу их. Если они захотят убить меня, когда вырастут, то пусть приходят. В конце концов, если у завоевателя не хватает способностей, то вполне естественно, что он сам будет свергнут.
Райнхард рассмеялся. Это был звонкий элегантный смех, но он звучал немного иначе, чем прежде.
— И то же относится ко всем вам. Если у вас есть решимость, и вы готовы рискнуь всем, то действуйте. Можете бросить мне вызов в любое время.
На его изящных губах промелькнула тонкая улыбка. Дрожь волнами пробежала через каждый нерв в теле Ройенталя. Он не понимал, как прозвучал его голос, когда он произнёс:
— Вы, конечно же, шутите.