Райнхард сбросил свою прежнюю кожу. Потеряв половину себя, он пытался заглушить это, найдя что-то новое. Это изменение с радостью примут одни, в то время как других оно отвратит. К кому относится он сам, Ройенталь сказать не мог.
Когда разговор окончился, перед Райнхардом появился Оберштайн. Он смотрел на своего молодого господина, словно изучая его.
— Ваше превосходительство, «Брунгильда» сможет покинуть порт через час.
— Отлично. Я прибуду через тридцать минут.
— И ещё одно. Вы правда довольны своим решением насчёт семьи Лихтенладе?
— Я пролил уже немало крови и наверняка пролью ещё больше в будущем. Что изменит кровь семьи Лихтенладе? Лишь добавит несколько слезинок в ведро.
— Надеюсь, вы действительно верите в это.
— Да. А теперь оставьте меня. Возвращайтесь к своей работе.
Оберштайн молча поклонился. Когда он опустил голову, его искусственные глаза сверкнули странным, необъяснимым светом.
Отослав своего начальника штаба, Райнхард опустился в кресло и повернулся к экрану наблюдения, чтобы посмотреть на море звёзд, которые он собирался захватить.
Он чувствовал жажду. Кирхайс ушёл навсегда, а теперь он потерял даже сестру.
Если он покончит с династией Гольденбаумов, создаст новую Галактическую Империю, победит Союз Свободных Планет, захватит Доминион Феззан и станет правителем всего человечества… Будет ли тогда эта жажда утолена?
«Нет, не будет, — подумал Райнхард. — Даже тогда эта она не будет утолена. Скорее всего, её никогда не удастся утолить».
И всё же у него не осталось теперь другого пути. Всё, что он мог сделать, чтобы бороться с этой пустотой в сердце, — это продолжать сражаться, продолжать побеждать, продолжать завоёвывать.
А для этого ему нужны были враги. Лишь могучие, талантливые враги могли заставить его на время забыть об этой жажде. Даже если он на какое-то время сосредоточит свои силы на том, чтобы укрепить позиции внутри страны, всё равно нетрудно понять, что военное столкновение с Союзом начнётся уже в следующем году. И именно там, в Союзе, находился самый могучий, самый талантливый из всех врагов.
Могучий враг, о котором думал Райнхард, в этот самый момент находился в ужасном расположении духа.
После захвата Хайнессена, он отправился на Нептис, Каффар и Палмеренд, где принял капитуляцию от повстанцев на этих трёх планетах, а теперь вернулся в столицу. Там-то его и встретил человек, назвавшийся специальным представителем правительства, и попросил публично пожать руку председателю Трунихту на церемонии, которую спонсировало правительство. Это событие, по плану, должно было засвидетельствовать победу демократии над милитаризмом, а также восстановления порядка согласно Хартии Союза Свободных Планет.
Реакция Яна была откровенно ребяческой.
— Почему я должен жать руку этому болвану… — тут он осознал, что кричит, и сбавил тон. — Зачем нужно, чтобы мы с председателем Трунихтом пожали друг другу руки?
Ян считал большим несчастьем, что Трунихт невредимым выбрался из своего убежища. Разумеется, он совсем не обрадовался, что его предчувствия его не обманули. Ослепительно яркий занавес должен вот-вот опуститься, закрывая спектакль, полный отвратительного фарса.
Хотя нет. Когда занавес опускается, всё заканчивается только в театре. А в реальной жизни нет никаких гарантий, что не последует вызов на бис.
Ян чувствовал глубокое отвращение, когда думал о чудовищном эгоизме Трунихта. Всё стало настолько плохо, что закончилось государственным переворотом, но вместо того, чтобы внимательно пересмотреть свою политическую позицию, он использовал различные уловки и манипулировал людьми, чтобы сохранить власть. Пожать этому человеку руку на сцене было для Яна тем же, что продать душу.
Тем не менее, чем больше битв он выигрывал и чем больше возрастала его роль, — иными словами, чем более политически-полезным он становился, — тем чаще он оказывался в подобных ситуациях. Но что ему делать, чтобы избежать этого?
Ну, во-первых, он мог проиграть. Вступить в битву и потерпеть жалкое поражение. Поступи он так, и его репутация обрушилась бы с небес на землю, и голоса тех, кто сейчас славил его, стали бы громче всех критиковать неудачника. Полностью справедливый термин «Убийца!» будет применён к нему, и всем покажется вполне естественным, что он должен подать в отставку. Лишь очень немногие, если найдётся вообще кто-то, могут попробовать остановить его.
Таким образом, Ян был бы спасён из ада государственной службы. Тихая жизнь, укрытая от общественного мнения, где-нибудь в дальнем уголке, была бы совсем неплоха. Он смог бы жить в небольшой коттедже среди рисовых полей, в холодные ночи согреваясь стаканчиком бренди и слушая завывания ветра, доносящиеся снаружи. В дождливые дни он бы чувствовал ностальгию и пил вино, раздумывая об эпическом путешествии воды в атмосфере…