Оскар фон Ройенталь был высоким человеком с тёмными, почти чёрными волосами. Он был довольно красив, но при первой встрече люди в первую очередь обращали внимание на глаза. Из-за генетической случайности, называемой гетерохромией, правый его глаз был карим, а левый — голубым. Он совершил множество подвигов, как при Амритсаре, так и в других битвах, и высоко ценился за его мастерство командующего.
У Фрица Йозефа Биттенфельда были довольно длинные рыжие волосы и светло-карие глаза. Кому-то могло бы показаться, что его узкое лицо не соответствует крупной фигуре. Как тактику ему не хватало гибкости, что сыграло против него при Амритсаре.
Кроме них в число ближайших помощников Райнхарда входили адмиралы Корнелиус Лютц, Август Самуэль Вален, Эрнест Меклингер, Нейхардт Мюллер и Ульрих Кесслер. Каждый из них был в своём роде уникален, и все они были молоды. Вместе они представляли величайшую ценность, имеющуюся у Райнхарда.
К слову, о ценностях. В последнее время поползли слухи, что из-за продолжающейся войны и хаоса при дворе вскоре может начаться финансовый кризис. Но когда Райнхард сказал: «Финансовый кризис будет разрешён одним махом», он говорил не просто так. Помимо имущества императорской семьи оставался ещё один огромный источник дохода: имущество дворян.
Естественно, он намеревался конфисковать всё, что принадлежало герцогу Брауншвейгу и маркизу Литтенхайму. Щадить вставших на их сторону он также не собирался. В отношении же оставшихся он хотел применить новый режим налогов на наследство, налогов на основные фонды и прогрессивное налогообложение. Всё это, по предварительным подсчётам, должно было принести в казну более десяти триллионов рейхсмарок.
Существовала, правда, политическая необходимость обойтись помягче с теми дворянами, которые встанут на его сторону. Если смотреть с этой стороны, то чем больше аристократов будут его врагами, тем лучше.
Выжать дворян досуха было необходимо не только для удовлетворения финансовых потребностей Империи. Среди простолюдинов за пять веков накопилось много враждебности по отношению к тем, кто вёл праздный и распущенный образ жизни и имел огромные состояния, с которых не платил налогов.
Райнхарду нужно было успокоить этот гнев и извлечь из него как можно больше выгоды.
Конечно, он хотел реформировать политику и общество. Но лично для него главным было свержение династии Гольденбаумов. Всё это было бы бесполезно, если бы политические и социальные реформы вдохнули новую жизнь в столь ненавистное ему правление.
«Династия Гольденбаумов, которую основал Рудольф, должна захлебнуться в крови и сгореть в огне правосудия». Такова был священный обет, который он дал ещё ребёнком, когда его любимая сестра Аннерозе была украдена у него отвратительным старым правителем. Это также была клятва, которую он разделил со своим лучшим другом Зигфридом Кирхайсом.
Ойген Рихтер и Карл Брэке считались лидерами группы, известной в разное время как Фракция Реформ и Фракция Цивилизации и Просвещения. Одним из способов, которым они показывали свою позицию, было то, что они добровольно отказались от приставки «фон» в своих фамилиях, хотя оба были дворянами по происхождению.
В начале марта они были вызваны Райнхардом и получили приказ составить чрезвычайно прогрессивный документ, названный «Планом социальной и экономической реконструкции». Прошло около месяца с момента подписания Липпштадтского Соглашения.
Выйдя от Райнхарда они не могли не обменяться удивлёнными взглядами.
— Я понимаю, что на уме у маркиза Лоэнграмма. Он намеревается показать себя реформатором, чтобы завоевать поддержку народа. Это станет сильным оружием в борьбе против знати.
Брэке кивнул, соглашаясь со словами Рихтера.
— Значит, он использует нас для удовлетворения своих амбиций. Не могу сказать, что мне это нравится. Отказаться у нас возможности нет, но, может быть, стоит на словах согласиться, а потом саботировать проект?
— Нет, постой. Хоть нас и используют, я не уверен, что действительно против. Если реформы, на которые мы так надеялись всё это время, будут проведены, то не всё ли равно, ради кого это делается?
— Ну, это правда, но…
— Посмотри с другой стороны. В каком-то смысле это мы используем маркиза Лоэнграмма. У нас есть идеалы и планы, но нет власти и военной силы для их воплощения. А у Лоэнграмма есть. И, в любом случае, он куда лучше, чем реакционный лидер вроде герцога Брауншвейга. Разве я не прав, Карл?