— Стреляйте! — закричал Брауншвейг. — Прикончите его!
Вместо того чтобы успокоить обстановку, этот приказ создал ещё больший хаос. Хотя многие и выхватили бластеры, но все они понимали опасность стрельбы в плотной толпе.
Чудовищный удар обрушился на челюсть одного из солдат. С жутким хрустом она сломалась, а солдата подбросило в воздух.
Разъярённый гигант снова и снова ревел слова: «Это ловушка!», пробираясь к Брауншвейгу, сидевшему на своём импровизированном троне. Даже если он всего лишь хотел, чтобы его выслушали, то по его виду так сказать было нельзя. Коммодор Ансбах отдал приказ, и несколько десятков солдат встали между Овлессером и герцогом. Не давая ему пройти, они обрушили на него удары прикладов своих лазерных винтовок. Порвалась кожа, брызнула кровь, но, в отличие от обычного человека, который упал бы или даже погиб, Овлессер даже не замедлил движения. Сбитый с ног и кричащие от боли солдаты посыпались с лестницы.
Сплюнув на пол слюну пополам с кровью, коммодор Ансбах поднялся на ноги. Он тоже был одним из пытавшихся помешать Овлессеру. Приглаживая растрепавшиеся волосы одной рукой, второй он достал бластер.
Как мог успокоив дыхание, Ансбах на нетвёрдых ногах направился к Овлессеру. Окровавленный генерал-полковник сосредоточил свой тусклый взгляд на новом враге, а потом с рёвом протянул к нему свой огромные руки. Чуть отступив, Ансбах ушёл с линии атаки, а потом быстро приставил ствол своего оружия к уху Овлессера. И нажал на курок.
Вместе со вспышкой света, из другого уха Овлессера выплеснулась кровь.
Конвульсии сотрясли огромное тело гренадёра. Когда они закончились, он ещё несколько секунд простоял на месте, словно удерживаемый рукой какого-то невидимого бога, но затем всё же рухнул на лестницу. Когда его лоб ударился о ступеньку, раздался глухой стук, финальный аккорд ужасного каприччио.
Некоторое время все молча стояли, окружив погибшего.
— Этот предатель! — наконец произнёс герцог Брауншвейг громким голосом, но на с его лица ещё не исчез ужас. — Под конец он всё же выдал себя! Как этот бешеный пёс осмелился напасть на меня…
— Хоть вы и говорите так… — коммодор Ансбах прочистил горло. — Но действительно ли он намеревался предать нас?
— Немного поздно об этом спрашивать. Если вы так думали, то почему застрелили его?
Ансбах покачал головой, снова растрепав только что приглаженные волосы.
— Это было ради защиты жизни вашей светлости герцога. Тем не менее, я считаю, что он, возможно, вышел из себя от шока, что оказался под подозрением и из-за того, что он понял — как он и сказал — что попал в ловушку.
— Да, возможно. Но что, если так? Теперь он мёртв и никогда уже не поднимет свой топор. Предал он нас или же сам оказался обманут, в настоящий момент уже не имеет значения.
— Понятно. В таком случае, как вы объясните случившееся? Я имею в виду, что нам нужно будет сообщить о причине гибели генерал-полковника Овлессера…
В рядах коалиции было множество беспорядков, дисциплину с трудом удавалось поддерживать, поэтому Ансбах и спрашивал, не лучше ли будет сгладить историю, выдав гибель Овлессера как смерть от ран или болезни.
Герцог Брауншвейг поднялся со своего кресла. Недовольство ясно читалось в его лице и движениях. Он никогда не отличался крепкими нервами, а теперь и вовсе готов был взорваться.
— Даже если мы «сгладим историю», это не означает, что мы можем скрыть произошедшее. Овлессер был казнён за предательство своих товарищей. Передайте это всей армии, — и с этими словами их предводитель покинул зал.
Ансбах пожал плечами и приказал солдатам унести тело гиганта, которого при жизни восхваляли за храбрость и опасались за жестокость. Пустые глаза мертвеца, казалось, смотрели на Ансбаха. Он устало пробормотал:
— Не смотрите на меня так обиженно… Я не знаю, что случится завтра. Возможно, вы поблагодарите меня в Валгалле за то, что погибли сегодня…
Коммодор содрогнулся. В собственных словах ему послышалось зловещее пророчество.
Последствия случившегося были огромны. Считалось, что Овлессер сильнее всех презирает Райнхарда. Если даже он стал предателем, то кто из них сможет остаться верным и непоколебимым до самого конца? Обмениваясь друг с другом недоверчивыми взглядами, некоторые из дворян переставали доверять даже себе.
Известие об ужасной смерти Овлессера немного улучшило настроение Райнхарда. Он счёт это справедливой карой для человека, оскорбившего не только его, но и его сестру.