Главная причина, по которой Райнхард смог спокойно сосредоточиться на борьбе с основными силами герцога Брауншвейга, состояла в том, что Кирхайс установил власть и порядок во всех отдалённых регионах. Этот факт признавали все, и даже сам Райнхард говорил это. И как бы ни были велики достижения Кирхайса, Райнхард знал, что все они сделаны ради него.
— Ты, должно быть, устал. Проходи, присаживайся. У меня есть вино и кофе, что ты будешь пить? Хотел бы я предложить яблочный пирог сестры, но мы не можем быть разборчивыми на линии фронта. Считай это ещё одним поводом желать скорейшей победы и возвращения.
— Господин Райнхард, я бы хотел поговорить с вами кое о чём, — хотя Кирхайс высоко оценил оказанный ему тёплый приём, но он не мог ждать дольше, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что узнал.
— О чём же?
— О двух миллионах людей, погибших на планете Вестерланд.
— И что насчёт них?
На мгновенье прекрасное лицо Райнхарда исказило раздражение. Кирхайс не пропустил этого. И почувствовал, как что-то холодное сдавливает его сердце.
— Господин Райнхард, я получил сообщение от одного человека, утверждающего, что вы знали о планах атаки на Вестерланд и, по причине политической целесообразности, позволили этому случиться.
Райнхард ничего не ответил.
— Это правда?
— …Да, — Аннерозе и Кирхайс были единственными людьми, которым Райнхард никогда не мог лгать.
Взгляд Кирхайса стал крайне серьёзным, даже требовательным. Было очевидно, что он не собирается оставлять эту тему. Вздохнув всем телом, Кирхайс сказал:
— Господин Райнхард, в Империи, какая она есть сегодня… под пятой династии Гольденбаумов… невозможно существование подлинного правосудия. Именно поэтому я верил, что если вы сбросите её, то что-то изменится.
— Я не нуждаюсь в том, чтобы выслушивать это от тебя.
Райнхард знал, что находится в невыгодном положении. Возможно, ему вообще не стоило вступать в эту дискуссию с Кирхайсом. Оставаясь с другом наедине, он возвращался обратно в дни их детства, дни, когда они были равны. Обычно Райнхард этого и хотел — это была его вторая натура. Но теперь он жаждал, чтобы это были вертикальные отношения, где начальник может одним приказом прогнать подчинённого. Разумеется, жаждать этого его заставляло чувство вины за массовую гибель жителей Вестерланда.
— Владетельные аристократы будут уничтожены. Это историческая неизбежность, расплата по пятисотлетним долгам, так что я понимаю неизбежность кровопролития. Но вы не должны приносить людей в жертву. Освобождение людей должно стать основой для вашей новой системы. Жертвуя же ими в политических целях вы подрываете фундамент, на котором она будет построена.
— Я ЗНАЮ ЭТО!
Райнхард одним глотком осушил бокал и хмуро уставился на своего рыжеволосого друга.
— Господин Райнхард, — в голосе Кирхайса звучала огромная печаль и лишь малая толика гнева. — Борьба за власть, что разыгрывается между вами и высокородными — это битва между равными. Вы можете использовать любую тактику безо всяких сожалений. Но когда вы приносите в жертву простых людей, это окрашивает ваши руки кровью, и никакие красивые слова не помогут её смыть. Зачем человеку ваших достоинств опускаться до этого ради временной выгоды?
К этому моменту лицо златовласого юноши окрасила болезненная бледность. Кирхайс был прав, а он нет. И, как ни абсурдно, это осознание порождало всё большее сопротивление. Он смотрел на своего друга глазами мятежного ребёнка.
— Довольно твоих проповедей! — закричал Райнхард. Он чувствовал стыд и, пытаясь избавиться от него, злился всё больше и больше. — Во-первых, Кирхайс, разве я интересовался твоим мнением?
Кирхайс ничего не ответил.
— Я спрашиваю тебя: разве я интересовался твоим мнением?
— Нет, вы меня о нём не спрашивали.
— Верно. Ты можешь делиться своим мнением, если я тебя об этом попрошу. Что сделано, то сделано. И больше не говори об этом.
— Господин Райнхард, аристократы сделали то, чего никогда не должны были делать, но вы… Вы не сделали того, что сделать было необходимо. И я не знаю, чей грех больше.
— Кирхайс!
— Да?
— Кто ты для меня? — бледное лицо и яростный блеск глаз отражали гнев Райнхарда. Кирхайс ударил его в самое больное место. Чтобы Кирхайс не понял этого, Райнхарду пришлось показать ещё больший гнев.