Поскольку дело дошло до этого, у Кирхайса не оставалось иного выбора, кроме как отступить.
— Я верный слуга вашего превосходительства, маркиза Лоэнграмма.
После этих вопроса и ответа они оба почувствовали, как нечто невидимое, нечто драгоценное беззвучно разбилось.
— Хорошо. Значит, ты понимаешь, — сказал Райнхард, сделав вид, что ничего не заметил. — Для тебя приготовлены комнаты. Отдохни там, пока у меня нет для тебя приказов.
Кирхайс молча поклонился и вышел из комнаты.
Правды была в том, что Райнхард не знал, как ему поступить. Ему следовало бы пойти за Кирхайсом и извиниться за то, что он сделал. Сказать, что это был всего один раз, и больше он никогда такого не сделает. Не нужно говорить этого при всех, их двоих будет вполне достаточно. Только это могло бы растопить это горькое чувство. Только это…
Но именно этого Райнхард просто не в состоянии был сделать.
Райнхард также полагал, что Кирхайс и так должен понимать, что он чувствует. Бессознательно, он зависел от поддержки Кирхайса.
Сколько раз они ссорились друг с другом, пока были детьми? Райнхард всегда был причиной. А Кирхайс — тем, кто улыбался и прощал его.
Но будет ли всё так и на этот раз? Райнхард ощущал непривычную неуверенность.
Крепость Гайесбург, это рукотворное небесное тело, осталась без внешней поддержки и находилась в осаде.
Люди внутри не могли поверить в происходящее. Разве несколько тысяч дворян не пришли сюда со своими войсками всего полгода назад? Разве не гудел в ней воздух от их энергии и активности, словно сама столица Империи была перенесена сюда? В настоящее время каскад восстаний жителей планет, дезертирства солдат и военных поражений уже почти превратил крепость в гигантский некрополь для аристократов.
— Как это могло случиться? — спрашивали друг у друга ошарашенные дворяне. — И что делать теперь? О чём думает герцог Брауншвейг?
— Он не говорит ни слова. Непонятно, думает ли он о чём-нибудь вообще.
Падение авторитета и популярности герцога было поистине катастрофическим. Многочисленные ошибки, которые раньше оставались незамеченными или считались слишком мелкими, чтобы обращать на них внимание, теперь вырастали в сознании людей. Неумение принимать верные решения, плохое понимание ситуации, отсутствие лидерских способностей. Любой из этих черт было более чем достаточно, чтобы оправдать критику.
Разумеется, те люди, которые сейчас винили Брауншвейга больше всех, сами сделали его своим предводителем и под его началом развязали гражданскую войну, и потому они были виновны не меньше. В конечном счёте, аристократам пришлось прекратить обвинять своего вождя, проклинать себя за принятые решения и перейти к выбору меньшего из зол среди немногих оставшихся вариантов.
Гибель в бою. Самоубийство. Бегство. Капитуляция.
Что же им выбрать из этих четырёх?
Выбравшие один из первых двух вариантов могли ни о чём не волноваться. Каждый из них по-своему готовился к доблестной, но бессмысленной гибели. А вот те, кто выбрал жизнь, находились в пучине сомнений.
— Даже если мы объявим о своей капитуляции, — сказал кто-то, — примет ли её белобрысый щенок… то есть, маркиз Лоэнграмм? Мы сейчас в непредсказуемой ситуации…
— Вы правы, — ответил ему другой. — Сомнительно, что он примет её, если мы придём к нему с пустыми руками. Но вот если мы принесём ему подарок…
— Подарок?
— Я имею в виду голову нашего предводителя.
Они тут же замолчали, тревожно оглядываясь вокруг. Даже собственные мысли уже вызывали страх и чувство вины.
Уже начались самоубийства. Первыми были пожилые аристократы и те, кто уже потерял сыновей в этой гражданской войне. Некоторые из них просто молча выпивали яд, в то время как другие поступали по примеру древних римлян и резали себе вены на запястьях, изливая ненависть и проклятия в адрес Райнхарда.
С каждым новым самоубийством ощущение свободного падения у выживших всё усиливалось.
Герцог Брауншвейг топил себя в алкоголе. Хотя у него не было возможности узнать об этом, но его поведение было удивительно похоже на то, как маркиз Литтенхайм провёл свой последний день. Но по сравнению со своим погибшим конкурентом, герцог Брауншвейг казался более позитивным. Он созвал молодых аристократов и веселился вместе с ними, в пьяном угаре подстёгивая свой боевой дух, крича, что «убьёт этого белобрысого выскочку и сделает кубок из его черепа». Разумные люди хмурились, со всё большим пессимизмом относясь к тому, куда всё движется.
Только молодые аристократы во главе с бароном Флегелем ещё не отказались от борьбы. Кое-кто из этой группы даже оставался непомерно оптимистичным.