В ответ на горячие слова Райнхарда, начальник его штаба безо всяких эмоций произнёс:
— Ваше превосходительство, я вовсе не предлагаю вам отстранить или изгнать адмирала Кирхайса. Я только прошу вас внять предупреждению, что ему лучше занимать такую же позицию, как Ройенталь и Миттермайер. Вам следует относиться к нему, как к подчинённому. В организации не нужен номер два. Не имеет значения, талантлив он или бездарен, его существование всё равно принесёт вред. Не должно быть никого, кто может стать заменой для номера один и принять на себя преданность его последователей.
— Я понял, — сказал Райнхард. — Достаточно. Больше не обращайтесь ко мне по этому поводу.
Сильнее всего Райнхарда раздражало то, что в словах Оберштайна была определённая логика. Почему же слова этого человека, несмотря на их правильность, совершенно не убеждали?
Миттермайер пришёл в каюту Ройенталя, и теперь они наслаждались игрой в покер. На столе, в ожидании долгой баталии, стоял термос с кофе.
— У меня такое чувство, будто между маркизом Лоэнграммом и Кирхайсом что-то не так, — заметил Миттермайер, вызвав пристальный взгляд разноцветных глаз Ройенталя. — Тебе не кажется, что эта история…
— Это всего лишь слухи, — сказал Ройенталь. — По крайней мере, на данный момент.
— Даже если это так, распространение таких слухов опасно.
— Очень опасно. Но не знаю, можем ли мы что-то с этим поделать.
— Проблема очень деликатна. Если слухи безосновательны, то надо разобраться, кто их распространяет. Но если это правда, то всё гораздо сложнее. В любом случае, нам не удастся остаться в стороне.
— С другой стороны, — ответил Ройенталь, — если мы будем действовать опрометчиво, то можем в итоге превратить еле тлеющий огонёк в бушующий пожар.
Они взглянули на свои карты. Оба решили сбросить по три и вытянули из колоды новые. Следующим заговорил Ройенталь:
— Это беспокоит меня уже некоторое время. Похоже, нашего начальника штаба волнует, что маркиз Лоэнграмм и Кирхайс столь близки, как в частной жизни, так и публично. И эта его идея, что номер два вреден для дела. Теоретически, в ней есть смысл, но…
— Оберштайн? — дружелюбия в голосе Миттермайера не было. — Признаю, он умный человек. Но у него есть плохая привычка вызывать неприятности там, где их раньше не было. До сих пор всё шло хорошо, так зачем силой что-то менять только потому, что в чём-то оно не подходит к теории? Особенно, если речь идёт о человеческих взаимоотношениях.
Миттермайер посмотрел на свои карты, и напряжённая линия его губ смягчилась.
— Каре валетов. Похоже, завтра выпивку ставишь ты.
— У меня тоже каре, — в разного цвета глазах появилась коварная улыбка. — Три дамы и джокер. Сожалею, господин Ураганый Волк.
Миттермайер с досадой прищёлкнул языком, бросая карты на стол. В следующую секунду раздался сигнал тревоги. Враг выходил из крепости Гайесбург.
Молодые аристократы-максималисты, возглавляемые бароном Флегелем, убедили герцога Брауншвейга согласиться на эту неподготовленную вылазку.
Однако это не значило, что в ней участвовали все оставшиеся силы. Меркатц последовал приказу без комментариев, но другая влиятельная фигура, адмирал Адальберт фон Фаренхайт, отказался куда-либо идти.
— Нам нужно использовать преимущество, которое даёт нам крепость. Заставить врага пролить как можно больше крови, а самим настроиться на затяжную битву и ждать изменения ситуации. А вылазка лишь приблизит наше поражение.
Когда он говорил это, его глаза цвета морской волны были полны гнева и презрения.
На этом Фаренхайт не остановился, выложив сразу весь список претензий, накопившихся за это время.
— Прежде всего, вы и другие офицеры — это товарищи по оружию, а не хозяин и слуги. Возможно, по рождению у нас и разные статусы, но мы все являемся вассалами Галактической Империи и сражаемся, чтобы защитить династию Гольденбаумов от маркиза Лоэнграмма. Это должно быть целью, объединяющей нас. Военные эксперты пытаются донести до вас совет, как избежать худшего развития ситуации, но, тем не менее, вы продолжаете говорить этим властным тоном и заставляете всех нас поступать согласно вашей воле. Герцог Брауншвейг, возможно, вы чего-то не понимаете?
Речь Фаренхайта была предельно жёсткой.
Герцог Брауншвейг побелел от гнева, слушая критику Фаренхайта. Ещё ни разу в своей жизни он не позволял подобной дерзости остаться безнаказанной. В прошлом, впадая в ярость, он часто бросал бутылки или стаканы в слуг. Массовое убийство жителей Вестерланда, по сути, было продолжением той же тенденции.