Однако прежде, чем он смог выстрелить, тело барона Флегеля пронзили лучи энергии, выпущенные сразу из нескольких стволов.
В продырявленном мундире, барон сделал три, потом четыре шага на подкашивающихся ногах. Его широко распахнутые глаза, казалось, смотрели не на подчинённых, а на потерянные дни славы, которые больше никогда не наступят. Когда он упал на пол, некоторые увидели, что его губы шевелятся, но никто не смог услышать, как он на последнем вздохе прошептал: «Слава Империи». Капитан Шумахер опустился на колени рядом с телом барона и закрыл его веки. Солдаты, которые только что предали и убили своего командира, собрались вокруг него
— Что вы будете делать теперь? — они решили довериться разумному офицеру.
— Пожалуй, для меня уже слишком поздно пытаться перейти на сторону маркиза Лоэнграмма. На какое-то время я укроюсь на Феззане. Там я и подумаю, что делать дальше.
— Можно ли нам отправиться вместе с вами?
— Конечно, я не против. Но если кто-то не хочет этого, прошу, дайте мне знать. Все вы свободны поступать так, как пожелаете, будь то присоединение к Лоэнграмму или возвращение в родные миры.
Наконец, линкор, бывший прежде достоянием барона Флегеля, покинул поле боя под управлением нового командира, и его истерзанный боем корпус исчез в глубинах космоса.
Тем временем, на другом корабле тоже разворачивалась драма. Молодой офицер с холодным, жёстким выражением лица смотрел, как капитан призывает всех к самоуничтожению и массовому самоубийству. Не говоря ни слова, он вытащил свой бластер и выстрелил капитану в голову.
— Измена! — закричал старший офицер всего за секунду до того, как его самого застрелили. Успев лишь вытащить оружие, он рухнул рядом с телом капитана. К тому времени, по всему кораблю уже начали обмениваться вспышками выстрелов. Экипаж разделился на две части, офицеров и рядовых солдат, между которыми разразилась смертельная схватка.
И это был далеко не единственный корабль, на котором началось вооружённое столкновение между солдатами и высокопоставленными офицерами. Неблагородные — младшие офицеры и солдаты — отказывались сопровождать аристократов на их пути к самоуничтожению.
На одном корабле, капитана, который долгое время притеснял своих солдат, живьём бросили в термоядерный реактор. На другом двум высокопоставленным офицерам, которые никогда не были популярны среди рядовых, пришлось голыми руками драться насмерть. Затем победителя выкинули в вакуум через воздушный шлюз. Ещё на одном корабле солдату, который шпионил за сослуживцами, докладывая капитану об их словах и поступках, накинули на шею верёвку и протащили по нескольким палубам, прежде чем застрелить.
Безумие битвы послужило катализатором, и гнев, недовольство и обиды, накопленные за пятьсот лет, наконец, прорвались. Корабли аристократов стали сценами мятежей, внутренней борьбы и массовых самосудов.
Многие суда, захваченные солдатами, останавливали двигатели, ложились в дрейф и обращались ко флоту Райнхарда со словами: «Мы сдаёмся и смиренно просим о снисхождении»…
Был, однако, один корабль, где жажда мести оказалась столь сильна, что солдаты забыли передать сообщение о капитуляции, — и он взорвался под градом выстрелов.
Другой открыл огонь по своим убегающим товарищам, сигнализируя о желании перейти на другую сторону.
В момент, когда поражение стало несомненным, высшей аристократии был предъявлен окончательный счёт за пять столетий непрерывного упадка при несправедливой социальной системе. Больше некого было винить. Они жестоко расплачивались за свои собственные деяния.
— Всё так, как и предсказывала фройляйн Мариендорф. Недовольство рядовых по отношению к офицерам благородного происхождения станет одним из залогов моей победы. Поразительная точность суждений.
Райнхард произнёс это, глядя на обзорный экран на мостике «Брунгильды», и начальник штаба, вице-адмирал Оберштайн ответил:
— Честно говоря, я не думал, что это противостояние закончится уже в этом году, но всё разрешилось на удивление рано. По крайней мере, с этими разбойниками и узурпаторами.
— Разбойники и узурпаторы… — холодно пробормотал Райнхард. Благодаря его победе — и поражению аристократов — этот вошедший в официальные записи термин, который он придумал для них, оказался справедлив. Судить побеждённых — естественное право победителя, и Райнхард собирался воспользоваться им.
Если бы Райнхард оказался проигравшим, то этот постыдный титул достался бы ему, как и позорная смерть. Так что, с этой точки зрения, у него не было причин колебаться в использовании своих полномочий.