«Что же задумали эти феззанцы?»
Он не слишком волновался об этом, но всё же не мог избавиться от подозрений. Было неприятно осознавать, что какой-то заговор или план Феззана так легко увенчался успехом.
Обязанность посетить дом адмирала флота Карла Густава Кемпффа и сообщить семье о его гибели досталась адмиралу Эрнесту Меклингеру, заместителю начальника штаба Верховного командования вооружённых сил Империи. Меклингер приступил к выполнению задания, но при виде вдовы Кемпффа, которая, не в силах сдержаться, расплакалась, и восьмилетнего старшего сына, пытавшегося её утешить, он невольно вздрогнул.
— Мама, мама, не плачь! Я отомщу за папу! Обещаю, я лично убью для тебя этого Яна!
— Я убью его! — закричал и его пятилетний брат, ещё не понимавший, о чём говорит.
Не в силах больше ни минуты выносить этого зрелища, Меклингер покинул дом Кемпффа. Кемпфф будет повышен до адмирала флота, похоронен с воинскими почестями и получит несколько медалей. Тем не менее, какие бы награды ни были вручены его семье, были вещи, которые ничем не возможно восполнить.
Хильдегарде фон Мариендорф понимала, что в сердце Райнхарда есть пустота, которую непросто заполнить. Но, хотя это было трудно, Хильду беспокоило то, что если эта пустота не будет заполнена, характер Райнхарда может испортиться.
Как-то за обедом молодой имперский канцлер сказал:
— В любом деле, будь то воровство или строительство, похвалы достоин тот, кто добился цели первым. Это естественный ход вещей.
Хильда была полностью согласна с этим утверждением, поэтому серьёзно кивнула.
— Но на какие права могут претендовать те, — продолжил Райнхард, — кто просто унаследовал власть, богатство и положение, не прикладывая для этого собственных способностей или сил? Единственный путь для них — просить милости у тех, кто может чего-то добиться. Поэтому у них нет иного выбора, кроме как тихо исчезнуть в волнах истории. Само понятие династий, основанных на наследственности, оскорбляет меня. Полномочия должны действовать лишь в одном поколении. Это не то, что можно уступить кому-то, а то, что нужно украсть или завоевать.
— Этим вы хотите сказать, что не собираетесь передавать собственные полномочия и положение потомкам, ваше превосходительство?
Райнхард посмотрел на Хильду. Он выглядел удивлённым, словно позади вдруг прозвучал резкий крик. Несомненно, мысль о себе, как об отце, не приходила ему в голову. Он отвёл глаза от Хильды и, казалось, о чём-то задумался. Потом он сказал:
— Моим наследником станет тот, чьи способности будут равны моим или превосходить их. Кроме того, не обязательно правопреемство будет иметь место после моей смерти.
Когда он произнёс эти слова, на прекрасном лице Райнхарда на мгновение промелькнула улыбка. Хильда успела заметить её, и она напомнила ей алмазную пыль, сверкающую, кружась в ледяном воздухе. Каким бы чудесным ни был этот вид, одновременно он был безрадостным и холодным — туман из мелких ледяных кристаллов.
— Если кто-то считает, что может заполучить всё, ударив меня в спину, то я приглашаю его попробовать. Но я сделаю так, чтобы эти люди долго и усердно думали о том, что произойдёт, если их попытки окажутся неудачными.
Хотя голос его звучал почти музыкально, что-то в словах Райнхарда заставило холодок пробежать по спине Хильды. Закончив говорить Райнхард осушил свой бокал розового вина. После гибели своего рыжего друга он стал гораздо больше пить.
Хильда молчала. Ей показалось, что фарфоровая маска Райнхарда треснула, и она увидела одиночество, кроющееся под ней. Зигфрид Кирхайс, которого можно было назвать его вторым «я», погиб, а старшая сестра Аннерозе покинула его. Тех, с кем Райнхард делился прожитыми годами и своим сердцем, больше не было с ним. Конечно, у него были верные и талантливые подчинённые, но по какой-то причине он держал своё сердце закрытым для них. Хотя один из его сторонников даже считал это хорошим делом: это был Пауль фон Оберштайн.
Оберштайну был нужен кто-то, кто мог бы исполнять свои замыслы и комбинации с умением точного, но не имеющего эмоций компьютера. Можно сказать, Райнхард был лишь средством для достижения цели Оберштайна. Несомненно, он с удовлетворением будет наблюдать, как его «инструмент» покорит Галактику, объединит человечество и поднимется на вершину силы и славы. Это удовлетворение, вероятно, будет мало чем отличаться от удовлетворения художника после завершения работы, выполненной с безупречным мастерством. Художник Пауль фон Оберштайн писал свой шедевр несравненной кистью по имени Райнхард фон Лоэнграмм на полотне, сотканном из времени и пространства.