В тот день, по пути домой, Хильда продолжала обдумывать мысли, появившиеся у неё во время обеда, прослеживая их траектории до логического завершения.
По мнению Оберштайна чувства, которые Райнхард испытывал к сестре и погибшему Зигфриду Кирхайсу, по всей вероятности были лишь эмоциями, от которых следует отказаться. В его искусственных глазах они выглядели слабостью, недостойной завоевателя.
«Правитель должен быть объектом страха и трепета для своих подданных, а не объектом привязанности».
Учась в университете, Хильда узнала о трудах двух древних учёных, пришедших к такому заключению. Их имена, если она верно помнила, были Макиавелли и Хань-Фэй-цзы. Хотел ли теперь Оберштайн, отделённый от них тысячами лет времени и пространства, стать верным последователем их идей? Скорее всего, он хотел дать жизнь правителю, которого Галактика ещё не видела. И в то же время он мог уничтожить чувства молодого человека, который когда-то был очень чувствительным. И если рождение этого нового правителя обернётся не более чем возрождением Рудольфа Великого в увеличенном масштабе, это стало бы катастрофой не только для Райнхарда, но и для всего человечества и всей истории.
Хильда ощутила лёгкую головную боль и внезапную дрожь, вызванную мыслью, что в конечном итоге она сама может стать врагом Оберштайна.
«Если это бой, которого нельзя избежать, то я буду сражаться, и мне придётся одолеть его, — подумала Хильда, укрепляя свою решимость. — Райнхард не должен стать вторым Рудольфом. Райнхард должен быть Райнхардом. Для всех нас очень важно, чтобы он оставался Райнхардом, со всеми своими недостатками и слабостями!»
Позже, вернувшись домой, Хильда заметила отражение своего слегка покрасневшего лица в старомодном зеркале с дубовой рамой.
— Решимость — это хорошо, Хильдегарде фон Мариендорф, — произнесла она, обращая торжественный вопрос к отражению своих сине-зелёных глаз, сияющих жизненной силой и интеллектом. — Но каковы ваши шансы на победу? Если бы можно было победить благодаря одной лишь решимости, никому бы не пришлось так усердно трудиться. Я знаю, что должна сделать! Нужно нанести визит его сестре, графине Грюневальд. Ох, и всё же, такой как я не пришлось бы совать свой нос в это дело, если бы адмирал Кирхайс был ещё жив.
Точёные пальцы Хильды откинули назад её короткие тёмные волосы. Она не способна была призвать мёртвого обратно из царства Хель, но всё равно девушка не могла не заняться вопросом: сколько людей и сейчас, и в будущем будут вынуждены бормотать одни и те же слова, связанные с ранней гибелью одного рыжеволосого юноши?
— Если бы только Кирхайс был жив!
Барон Хайнрих фон Кюммель, больной кузен Хильдегарде, отдыхал на своей роскошной кровати с балдахином. Какое-то время у него была температура, и потоотделение становилось столь сильным, что потребовалось сменять простыни более десяти раз за день. Служанка, сидящая у его постели, читала ему стихи из книги, чтобы хоть как-то утешить своего молодого хозяина.
— Есть ли у моего сердца крылья, или нет… Я ускользну из оков притяжения… И полечу сквозь бескрайнее небо… В оставленный мною мир, прежде такой зелёный… Хотя сейчас там больше не слышно пения птиц…
— Хватит! Оставь меня.
Услышав приказ, отданный жёстким, но бессильным голосом, служанка послушно закрыла сборник стихов, поспешно поклонилась и вышла из комнаты. После её ухода, Хайнрих ещё какое-то время буравил дверь взглядом, полным ненависти ко всем, кто имел хорошее здоровье. И одного этого напряжения хватило, чтобы ему пришлось долго успокаивать дыхание.
Затем остекленевший, лихорадочный взгляд Хайнриха обратился к зеркалу на стене. Он увидел болезненно-красные щёки и капли пота, стекающие по его горлу на грудь.
«Я ненадолго задержусь здесь, — подумал совсем ещё молодой глава семьи Кюммель. — Более удивительно то, что я смог прожить эти восемнадцать лет».
Когда он был ребёнком, каждая ночь приносила с собой ужас, что он не доживёт до рассвета следующего дня.
Но в эти дни смерть сама по себе уже не так пугала его. Его больше пугала мысль, что после смерти память о нём постепенно сотрётся из памяти людей. Слуги в это имении, родственники, даже его красивая и умная кузина Хильда — будет ли помнить спустя год хоть кто-то из них хрупкого юношу по имени Хайнрих?