Ян медленно переместил взгляд и серьёзно посмотрел на своего старшего товарища. А Кассельн продолжил:
— Ты ведь не какой-нибудь отшельник, живущий в глуши. На тебе лежит ответственность за множество людей. Так как насчёт того, чтобы хоть немного поберечь себя?
— У меня и так полно забот. Если бы я думал ещё и об этом, тогда…
— Тогда что?
— Тогда у меня не было бы времени на послеобеденный сон.
Ян попытался перевести всё в шутку, но Кассельн не принял лёгкого тона. Плеснув себе и Яну в бокалы ещё бренди, он скрестил ноги и выпрямился в кресле.
— Твоя проблема заключается не в свободном времени или отсутствии оного. Ты просто не хочешь этим заниматься. Ты прекрасно знаешь, что должен задумываться о таких вещах, но не делаешь этого. Разве я не прав?
— Мне просто неинтересны такие мелочи. Разбираться с ними слишком муторно. Вот и всё.
Кассельн протяжно вздохнул.
— Может, я и не настаивал так на этом вопросе, но меня волнует наш глава государства, его превосходительство председатель Верховного Совета Трюнихт.
— А что насчёт Трюнихта?
— У этого человека нет идеалов, и он на самом деле не умеет управлять государством. Но чего у него не отнять, так это хитрости и расчётливости. Можешь смеяться, если захочешь, но в последнее время он меня пугает.
Разумеется, Ян не стал смеяться. Он вспомнил тот неясный ужас, который охватил его осенью прошлого года, когда он вынужден был обменяться с Трюнихтом рукопожатием на глазах у ликующей толпы.
— Я всегда думал о нём, как о мелком политическом дельце, которому нечего продавать, кроме напыщенных и красивых слов, — сказал Кассельн. — Но теперь я ощущаю в нём что-то чудовищное. Мне всё больше и больше кажется, что он готов без колебаний совершить нечто страшное. Как бы это сказать… Такое чувство, будто он заключил сделку с дьяволом.
Кассельна беспокоило несколько вещей, и одной из них был рост влияния сторонников Трюнихта в рядах вооружённых сил. Адмирал Куберсли, начальник Центра стратегического планирования и главный человек в армии, пережил покушение, долгую госпитализацию и арест пытавшимися захватить власть заговорщиками, а сейчас, вернувшись на свой пост, столкнулся с пассивным неповиновением и продолжающимися трениями. Оказалось, что ключевые позиции в штабе флота заняли сторонники Трюнихта, во главе которых стоял адмирал Доусон.
— Я слышал, что когда дело доходит до набора персонала и флотских операций, даже свирепый старый Бьюкок на каждом шагу сталкивается с трудностями и с трудом это терпит. Если так пойдёт и дальше, весь верхний эшелон военного руководства окажется в руках приспешников Трюнихта.
— Если это случится, я подам в отставку.
— Не делай такое радостное лицо, говоря это. Давай представим, что ты уволился и начал вести ту жизнь пенсионера, о которой так долго мечтал. Может, для тебя это и будет хорошо, но попробуй поставить себя на место всех тех солдат и офицеров, которых ты оставишь. Как только командующим крепости назначат кого-нибудь вроде Доусона, она превратится в подобие общежития при семинарии. С него станется даже начать устраивать дни чистоты и выгонять весь гарнизон на уборку, чтобы он мыли крепость до блеска, — независимо от того, шутил Кассельн или нет, нарисованная им сцена была совсем не смешной. — Как бы то ни было, давай вернёмся к тому, с чего начали. Ты должен хоть немного подумать о своей безопасности Ян. Юлиан уже один раз потерял родителей и, независимо от того, сколь бесполезен его приёмный отец, будет позором вынуждать его снова через такое пройти.
— …Неужели я и вправду настолько бесполезен?
— А ты что, считаешь, что хорошо справляешься с обязанностями отца?
— Тебе напомнить, кто четыре года назад навязал Юлиану такого ужасного опекуна?
Кассельн не стал отвечать. Вместо этого он после короткой паузы предложил:
— Будешь ещё бренди?
— Смиренно приму твоё предложение.
Несколько бокалов спустя, Ян с Кассельном синхронно, словно договорившись заранее, повернулись к Юлиану. Обеих девочек уже клонило в сон, и госпожа Кассельн с Юлианом собирались отвести их в спальню.
— Какой всё же хороший мальчик. Ни капли не похож на своего опекуна.
— Скорее во всём виноват коварный друг его опекуна, — не остался в долгу Ян. А потом вздохнул: — Эх, у него совсем нет друзей.