Для Хайнриха же Хильда была не просто старшей кузиной. Красивая, живая и не по годам мудрая девушка была объектом его восхищения, граничащего с поклонением. Потеряв обоих родителей ещё в детстве, он стал главой семьи, а его дядя граф Франц фон Мариендорф — его опекуном. Самому Хайнриху не хватало ни возраста, ни опыта, ни здоровья, так что граф управлял всем его наследством. Если бы он только захотел, то легко мог бы присвоить себе имущество семьи фон Кюммель, однако среди имперского дворянства было очень мало столь же честных и заслуживающих доверия людей, как граф Мариендорф.
Пожалуй, тенденцию Хайнриха к поклонению героям можно было считать вполне естественной. Его восхищали люди, в течение одной жизни добившиеся очень многого: Леонардо да Винчи; политический реформатор, воин и поэт Цао Цао; солдат, революционер, математик и техник Лазарь Карно; император, астроном и поэт Рукн аль-Дунья ва ад-дин Абу Талиб Мухаммед Тогрул-Бег ибн Микаил.
Как-то раз Хильда попросила адмирала Эрнеста Меклингера, одного из подчинённых Райнхарда, навестить Хайнриха. В глазах мальчика Меклингер был, в каком-то смысле, идеалом человека.
Как и Ян Вэнли из Союза Свободных Планет, Меклингер вступил в ряды вооружённых сил не по собственной воле. Но, в отличие от Яна, в чьём досье, в колонке «Интересы и хобби», было написано «поспать», Меклингер был щедро одарён творческими способностями. В Имперской Академии Искусств он выигрывал соревнования в стихосложении и рисовании акварелью, а его игру на фортепьяно критики оценили как «идеальное сочетание смелости и деликатности». В военном же деле он зарекомендовал себя как надёжный офицер, достойно проявив себя в битве при Амритсаре и Липпштадтской войне, где совершил немало подвигов. По манере ведения боя он был скорее стратегом, наблюдающим за всей картиной боя и вовремя реагирующим на изменения обстоятельств. Он мог хорошо командовать большим флотом, но его умения советника были ещё более выдающимися.
Приняв просьбу Хильды, адмирал-художник приехал вместе с ней в дом Хайнриха, взяв с собой собственноручно написанную картину, и провёл с молодым человеком около часа за приятной беседой. Хайнрих сильно разволновался, отчего у него поднялась температура, и им пришлось закончить общение и позвать доктора. Хильда, отправившаяся провожать Меклингера, поблагодарила его и спросила:
— Когда вы зашли в комнату Хайнриха, на вашем лице мелькнуло удивление. Мне любопытно узнать, с чем это связано?
— О, так это отразилось у меня на лице? — спросил Меклингер, мягко улыбнувшись под своими аккуратно подстриженными усами. В свои тридцать пять лет он мог считаться старым на фоне остальных адмиралов Райнхарда. — Вообще-то, я знаю нескольких людей с похожим состоянием и обратил внимание, что люди, которые не могут свободно двигаться, часто держат домашних животных. Кошек, птиц и прочих. В комнате же барона Кюммеля я не увидел никаких признаков, что у него кто-то есть, и подумал, с чем это может быть связано. Вот и всё.
Хайнрих действительно никогда себе никого не заводил. Может, ему просто не нужна была психологическая компенсация в виде радости — а может, зависти — от вида активно передвигающегося животного?
Сказанное Меклингером напомнило Хильде о её собственных сомнениях, которые она когда-то испытывала на этот счёт, хотя в тот раз она быстро забыла об этом.
И Хильда, и Меклингер были наделены ярким умом и чувствительностью. Вероятно, именно поэтому она и испытывала тогда сомнения, пусть так и оставшиеся нераспустившимся бутоном. Много, много позже дочь графа, служившая секретарём канцлера Империи и адмирал флота, бывший художником и поэтом, вспомнят этот мимолётный разговор. Когда это случится, воспоминания будут окрашены горечью.
План перемещения крепости Гайесбург, предложенный генералом Шафтом и отданный на исполнение адмиралам Кемпффу и Мюллеру, не был тем, что Хильда безусловно поддерживала. Скорее, девушка резко критиковала его. Она верила, что сейчас человечество более нуждается в умениях Райнхарда как строителя, а не завоевателя. Хотя Хильда, разумеется, не была приверженцем пацифизма. Против врагов реформ и объединения, таких как конфедерации аристократов под руководством герцога Брауншвейга, можно и нужно применять военную силу. Однако военная мощь государства не всемогуща сама по себе, она опирается на политическое и экономическое благополучие, и, если ослабить хоть один из этих факторов ради увеличения военной мощи, не стоит ожидать, что победы продлятся долго. Можно сказать, что силовой метод — это последняя попытка обратить вспять политическое или дипломатическое поражение и наиболее ценен, когда его вообще не приходится применять.