— Рад помочь, — с лёгкой улыбкой ответил Мессершмидт на слова благодарности. — Если вам что-то понадобится, я сделаю всё, что смогу. Передавайте от меня привет вашей матери. А вы, Фредерика, столь же прекрасны, как и прежде…
Фредерика ещё раз поблагодарила его, но к тому моменту, как перед ней открылась дверь кабинета адмирала Бьюкока, Мессершмидт уже исчез из её мыслей.
— Старший лейтенант, как вы здесь оказались?!
Это было первое, что сказал ей семидесятидвухлетний адмирал. Как и ожидала Фредерика, второй человек в армии Союза ничего не знал о том, что Яна вызвали в столицу. Одно лишь это ясно показывало, насколько тайной была эта следственная комиссия.
Фредерика вкратце изложила ему всё произошедшее. К концу её рассказа его сед брови задрожали, а когда она закончила говорить, он долго молчал. Старик был не столько удивлён, сколько шокирован.
— Честно говоря, — наконец решилась прервать молчание девушка. — Я сомневалась, стоит ли привлекать к этому внимание вашего превосходительства. Хотя я буду признательна за любую помощь в освобождении адмирала Яна, при худшем развитии событий всё это может обернуться столкновением между армией и правительством…
— Это, безусловно, серьёзная проблема. Но в то же время нам уже не о чем беспокоиться.
Эти странные слова старый адмирал произнёс горьким тоном, так не похожим на его обычную приветливую манеру речи. Заметив недоумение девушки, он объяснил:
— Я имею в виду, старший лейтенант, что армия больше не сможет объединиться против правительства.
— То есть, в армии произошёл раскол на две противоборствующие фракции?
— Две! Да уж, можно сказать, что их именно две. Если, конечно, вы можете поставить подавляющее большинство рядом с меньшинством и сказать, что это две части. Я, естественно, среди меньшинства. Хоть это и не повод для хвастовства…
Фредерика тихо вздохнула. Она колебалась, стоит ли произносить эти слова, но не могла не спросить:
— Как подобное могло случиться?
По какой-то причине старый адмирал, похоже, так же не решался ответить на этот вопрос, как она не решалась его задать. Но так же, как Фредерика не смогла удержаться от вопроса, Бьюкок не смог удержаться от ответа:
— Это нелегко говорить, но если нужно указать причину, то всё дело в прошлогоднем государственном перевороте. После него доверие к военным сильно уменьшилось. И политики по-максимуму использовали эту возможность. Манипулируя назначениями военнослужащих так, как они считают нужным, им удалось укомплектовать командование своими людьми. А так как ни я, ни адмирал Куберсли ничего не смогли сделать во время переворота, над нашими возражениями просто посмеялись.
«Моё лицо, наверное, сейчас бледное, как полотно», — подумала Фредерика. Вновь образ её отца, Дуайта Гринхилла, возглавлявшего заговорщиков, встал у неё на пути. Она не могла не любить отца. Однако если бы подобное продолжило происходить и дальше, она вполне могла в конце концов возненавидеть его.
— Так что мы с адмиралом Куберсли сейчас как скалы, окружённые морем. Хотя я так до конца и не понимаю, какие мотивы могли заставить политиков вызвать адмирала Яна в столицу, они, вне всяких сомнений, думают, что до определённого предела могут делать всё, что им заблагорассудится, и сокрушить всякого, кто попытается возражать.
— Я не знаю, что сказать… Я не думала, что ставлю вас в такое сложное положение…
— О чём вы говорите? В моём положении ничего особенного нет. Просто противно, вот и всё. Все эти отвратительные движения вокруг, с которыми я ничего не могу поделать, сводят меня с ума. На самом деле, даже в этом кабинете наверняка установлены жучки. Могу утверждать это с вероятностью процентов в девяносто.
Услышав это, здоровяк Машунго аж подпрыгнул, рассмешив старого адмирала. Однако, встретившись глазами с Фредерикой, он перестал смеяться.
— Причина, по которой я сейчас говорю с вами, хоть и знаю об этом, — сказал он, — в том, что уже слишком поздно пытаться кого-то одурачить насчёт моего мнения, а любые записи, сделанные с помощью незаконно установленных подслушивающих устройств, нельзя использовать в качестве доказательств для обвинения. А вот я мог бы, теоретически, подать на них в суд за нарушения прав человека из-за этого подслушивания. Если, конечно, предположить, что правительство подчиняется Хартии Союза.
— Правительство не может публично попирать фасад демократии. Думаю, мы могли бы использовать этот факт в качестве оружия, когда придёт время.