— Немедленно свяжитесь с резиденцией правителя! Имперский флот вошёл в атмосферу. Это вторжение!
На вышке связи Феззана царила паника, что показывало хрупкость общества, которое жило мирной жизнью уже более века, и было построено людьми, забывшими, в своём самодовольстве, что такое кризис. Среди истерических воплей и беготни, один из диспетчеров со злости бросил наушники об стол, схватился за голову и негодовал про себя:
— Какого чёрта они не предупредили нас об этом?
Где-то внизу многие феззанцы точно так же посылали в небо проклятья. Такое поведение было естественным, но бессмысленным, примерно как попытка потрогать голограмму.
На поверхности Феззана, наполовину погружённого в ночную тьму, творился хаос. Дети, ещё не до конца всё понимая, тыкали в небо пальцами, родители следовали их примеру, поднимали головы к небу и застывали в таком положении.
Юлиан видел, как бесчисленные точки покрыли свод тёмно-синего неба, словно гирлянды. Он только что вышел на улицу в штатском. Он чувствовал, что за ним наблюдают, но не мог сказать, был это феззанец или кто-то из резиденции посланника, да и это было неважно.
Наконец началось. Юлиан это знал. Имперский флот вот-вот оккупирует Феззан и превратит его в тыловую базу для вторжения на территорию Союза. Предсказание адмирала Яна всё же сбылось. Он пытался помешать этому, но безуспешно.
Суматошные крики людей молотили по его барабанным перепонкам. Юноша повернулся на каблуках и, пытаясь ни на кого не наткнуться, побежал к зданию представительства Союза.
«Имперский флот вторгся на Феззан. Центральный космопорт оккупирован».
Когда вести об этом пронеслись по городу, правителя Адриана Рубинского не было ни в его офисе, ни в официальной резиденции — он находился в своём личном поместье. Гостиная с высоким потолком на втором этаже, несколько картин, написанных маслом, висели на стенах, а вся мебель была выполнена в старинном стиле рококо. В одну из стен было вмонтировано зеркало размером два на два метра. Несколько экстравагантно, но такими уж были вкусы правителя.
Даже столкнувшись с неизбежностью поражения в ходе внезапного и решительного вторжения войск Райнхарда на Феззан, Рубинский был похож на кого угодно, но только не на человека, который только что лишился всего: он развалился на диване и мерно потягивал вино из бокала. Человек, который сидел на диване напротив, начал разговор:
— Полагаю, вы обо всем слышали, ваше превосходительство? — спросил Руперт Кессельринг.
— Слышал.
— Близится последний час Феззана.
«Никто и не подозревал, что всё так обернётся», — подумал Руперт Кессельринг. И правда, даже он никогда и подумать не мог, что в этом, 798-м году космической эры, он увидит, как имперские солдаты ступят на землю Феззана.
— По нашей информации, Болтек может прибыть в любой момент. Верхом на коне: ему окажет поддержку имперский флот. Он придёт, чтобы занять ваше место, отнять власть, с которой он не способен справиться.
Руперт Кессельринг холодно улыбнулся, увидев собственное отражение в бокале вина.
— Твоё время вышло. Ты семь лет занимал пост — продержался меньше всех правителей в истории Феззана.
— Уверен в этом?
— В чём в чём, а в этом я согласен с Болтеком. Лишь в этом. Актёры, сыгравшие свои роли, но продолжающие бродить по сцене, мешают тем, кому ещё предстоит произнести свои реплики. Тебе пора уходить.
Если бы кто-нибудь другой заговорил с ним так, Рубинский, возможно, вонзил бы в него кинжал прямо здесь и сейчас. Но Адриан Рубинский был невозмутим. Чёрный Лис Феззана поставил бокал на край стола и ладонью погладил свой острый подбородок.
— То есть, ты согласен с герцогом Лоэнграммом, что со мной сложнее иметь дело, чем с Болтеком. Я польщён.
— Не думал, что ты будешь так превозносить себя.
Тон Руперта Кессельринга изменился с обидчивого на вульгарный. Судя по выражению его узкого лица, он сбросил маску любезности, и оно стало ядовито-пунцовым, отражая всю мучительную ненависть, кипевшую в нём. Если бы Кессельринг был робким человеком, он не смог бы посмотреть Рубинскому в глаза. Что в одном, что в другом, нашли своё выражение худшие человеческие эмоции, и, казалось, идёт какой-то химический процесс по превращению их во что-то ещё более темное. Улыбаясь, он потянулся к карману пиджака и что-то медленно и осторожно оттуда достал. В руке Руперта Кессельринга оказался бластер, а дуло было направлено на Рубинского. Правитель одарил его презрительным взглядом.