И сами окрестные племена, и их вожди прекрасно понимали, что в этих городах есть, чем поживиться. И соблазн, не ограниченный моралью, которой тоже не успело появиться, подсказывал, что «делиться надо», как пропагандирует незабвенный Лившиц нынешнему российскому народонаселению, имея в виду налоги. Вот тогда и появился принцип строительства базилик по замкнутому кругу, без окон и дверей наружу, за исключением нескольких с хорошими запорами. Тут уместно привести рисунок из энциклопедии как «ассирийцами разрушается город» (рис. 3).
Рис. 3. Разрушение города ассирийцами.
Глядя на этот рисунок, задаюсь вопросом: на кой черт разрушать город, это ведь так трудно? Разрушители в поту и изнемогают. Тем более что население (я считаю их торговым племенем) согласно рисунку выгнали оттуда. Вот они гонимые на переднем плане. Пусть бы стоял себе город. Даже и сегодня города не разрушают просто так, а только по необходимости, убивая защитников, разрушают попутно город. А ведь сейчас техника — то для этого, ух, как совершенна. Зачем же было разрушать в те поры город, прилагая к этому невероятные усилия? Притом пустой город, так как жители его, вот они, на переднем плане. Сплошных — то дураков никогда не было. Историкам бы никогда не догадаться, если бы я тут не подоспел со своими предыдущими исследованиями. Обратите внимание: разрушают — то как раз «столпы», это яснее ясного видно на рисунке. Зачем? А затем, чтобы достать то, что спрятано в их нутре. И «гонения» на евреев тут как на ладони, именно гонения, то есть изгонение с насиженного места. Притом не убийство как таковое, а именно гонение. Вы же сами видите на рисунке.
Итак, изгнали, а, может быть, и убили, если вам так нравится. А что же дальше? Торговля прекратилась, и аборигены быстро бы это почувствовали. Золотом украсили бы свои чумы, парчу и прочую экзотику износили, корицу съели, ладан искурили. И жизнь бы возвратилась на круги своя, в свою убогость. Поэтому — то я и думаю, что торговцев просто выгнали на время, на то самое время, в течение которого им надо было разрушить «столпы» и забрать себе то, что в них было спрятано. А потом сказать торговцам, плачущим вокруг: идите, ребята, домой. Мы против вас ничего не имеем, но нельзя же так. Вы богатые и успешные, а нам хоть ложись, да помирай. Господин Лившиц скажет вам прямо об этом лет эдак тыщи через две, дескать, «делиться надо». Но перед Лившицем товарищ Ленин поставит вопрос ребром, а собака Шарик из книжки «Собачье сердце» произнесет человеческим голосом этот вопрос: «отобрать и поделить».
Конечно, торговцам делать нечего, армии — то у них отродясь не было (ау, историки), все мужики постоянно в разъезде. Воротились, и давай отстраивать свои «столпы». И жизнь продолжалась, входила в прежнюю колею, мало — помалу вырастали «столпы», заполнялись оборотным капиталом. Пока аборигены не понимали, что пора овечек стричь, «шерсть», она же «золотое руно», отросла. Тут все побывали. И Ашурбанипал, и Навуходоносор, и прочие цари аборигенов. Но и торговцы шевелили мозгами. Им начало надоедать такая «стрижка».
Во — первых, они решили, что надо проникать во властную элиту аборигенов путем сначала в форме головастых визирей, затем и матримониальных поползновений. А затем, чтобы закрепиться там наследниками на века, надо было создавать религию для аборигенов, сперва, конечно, ислам, потом и христианство, но об этом у меня в других работах.
Во — вторых, хотя это и было одновременно с первым, еврейские архитекторы ломали головы над проблемой большей безопасности не столько от нападений, которых не избежать, сколько в создании затруднений для завоевателей в поисках их оборотного капитала. Но то же самое, что не позволило первым автомобилестроителям отойти конструктивно от принципа конной повозки, то есть непобедимая традиция, не позволила им слишком удалиться от идеи своего любимого «столпа». Они рассуждали, я считаю, примерно так. Любой дурак начнет ломать индивидуальные «столпы», каковые есть в каждом доме. И «столпы» ведь не иголка, мимо не пройдешь. Но, лучше я приведу рисунок так называемого зиккурата, который — тоже, по — моему, «столп», только большой, для всего города. Так сказать, общественный «столп» (рис. 4).