Выбрать главу

Для автомобильного движения надо, но не для войны же и рабства. И именно поэтому я ненавижу людоедских правителей, которые долбят как дятлы 500 лет подряд, что сперва они упорядочат «властную вертикаль», обеспечат «стабильность» (своей людоедской власти), а потом только возьмутся за создание справедливого и независимого (от самих себя) суда. И, естественно, разве можно сделать суд у людоедов, осуждающий людоедство? До этого никогда у них «не доходят руки».

Что надо сделать с частичками, чтобы они все разом летели в одну сторону? Поротно, повзводно, «трудовыми коллективами», «все как один умрем за дело это». Зарядить их, чтоб можно было к ним применить «поле напряжения». В те времена, которые я рассматриваю, ислам. Сегодня – технологии массового сознания. Хотя это одно и то же, только термины разные. Именно поэтому я называю авторов «предварительного массового упорядочивания» подлецами.

Главное и отчетливое в исламе и менее отчетливое в христианстве – все предопределено в твоей жизни и не рыпайся, не старайся что–либо изменить, это бесполезно. Втрое – если будешь хорошо себя вести – награда после смерти. Третье – чтобы у тебя все это не выветривалось из головы, пять раз в день – на колени, задом кверху. Четвертое – то, что мы сами саддукеи и не верим в эту галиматью – не твое собачье дело, и знать об этом ты вообще не должен. Как видите, тут до декалога еще далеко, остаток можно заполнить принудительной любовью, литургией. Хотя, обозначу еще одну «моральную» заповедь в ущерб литургии, чтоб было фифти–фифти: просить можешь у бога все, что хочешь, требовать – ни–ни.

Рис. 5. Театр Диониса в Афинах.

И уж совсем напоследок приведу театр Марцелла в Риме (рис.6), который только и есть настоящий театр. Не приводить же мне Колизей, он и без этого у вас всех перед мысленным взором. Хотя и замечу, что, если Колизею сделать крышу, то он ничем не будет отличаться от театра Марцелла.

Рис. 6. Театр Марцелла, Древний Рим, 1век до н.э.

Прежде, чем перейти к дальнейшим исследованиям, замечу, что все эти достаточно грандиозные сооружения, якобы предназначенные быть театром, по–моему, не выдерживают критики. Ибо в качестве утилитарного средства – театра им было еще слишком рано. Примерно так же, как космической медицине в ту же самую пору. Во–вторых, замечу, что только огромная нравственно–публицистическая задача могла заставить правителей строить огромные и практически бесполезные сооружения типа египетских пирамид, храмов из целой скалы или вавилонских столпов, которые должны были знаменовать только лишь одними самими собою огромную важность предпринятых усилий. И не только важность, но и преклонение перед сооружением, олицетворяющим особую исключительную задачу. Сами понимаете, что театр как таковой для праздного развлечения народа на такую задачу не тянет. В третьих, добавлю, что любое правительство думает, что будут жить вечно. Иначе – не стоит начинать. Например, Моисею. И всегда все строит «на века», почти всегда при этом обольщаясь.

Отмечаю особо: нигде больше в мире кроме Греции я не нашел грандиозных театров. Японский театр «ню» я не считаю, это просто может быть небольшой сарай из бамбука. Точно такой же, как праздник дикарей на лесной прогалине около вигвамов. И еще раз усиливаю: рядом с театром всегда находилось то, что казалось совершенно необходимым: храм богине и стадион. То есть, сам театр не мог быть наподобие социалистического заводского «рабочего» клуба, и площадкой для заезжих артистов, и залом профсоюзных собраний, и кинотеатром, и еще, черт знает, чем, включая празднование детской новогодней елки. Нам говорят, что это был театр, и только театр. Но, исходя из выше изложенного, мне в это не верится.

Собственно, на этом можно было бы настоящую статью и закончить, отослав вас для дальнейших сведений в начало этого цикла статей под названием «Дополнительные доказательства моей теории», часть первая, с подзаголовком «От софы до всеобщих советов», а также к другой специальной статье «Исторические истоки юриспруденции, публичного и частного права». Но тогда бы я потерял возможность доказать, что первоначально так называемый древнегреческий театр – ни что иное как трансформация (с целью привития вкуса к юриспруденции) суда – в театр, ибо другого способа широкой пропаганды новой ветви власти просто не было. Ибо ни газет, ни радио, ни телевидения не было. И это даже не столько театр в таком случае, сколько – гимназия, школа не столько нравственного (как считается ныне), сколько юридического воспитания «трудящихся».

Отделение религии, церкви и судебной власти друг от друга – величайшая задача, тем более что это в тех древних умах походило приблизительно на современное «ниспровержение основ» типа вновь начать ходить голыми по улице. И Моисей, и его преемники, отлично понимали все это. Нужна была ударная доза лекарства. С таких именно позиций я могу понять и согласиться с необходимостью практически одновременной по всей Древней Греции постройкой «театров», сиречь общеобразовательных курсов юриспруденции для всего народа разом. И такая важная задача не должна затемняться историками. Но она затемнена наподобие «Черного квадрата» Малевича или не очень умного объяснения детского рисунка типа «каляки–маляки» всеми цветами радуги: «война в Крыму – все в дыму, ничего не разберешь».

Другого объяснения «навести тень на ясный день» по поводу театра, как это сделано в «Платоновской академии» Козимо Медичи в «эпоху Возрождения», и затем продолженное из одной печатной книги в другую по сей день, я не вижу. Главной целью его при искусственном создании католичества было уничтожить независимый еврейский суд Древней Греции, с передачей его прерогатив вновь к церкви, теперь уже не к эллинской с ее многобожием, а – к единобожеской католической.

Теперь мне надо вкратце, без объяснений, напомнить нечто, уже сказанное в объявленных работах. Моисеев софет – избранный народом судья в своем судейском деле никому не подчинялся и абсолютно ни от кого не зависел, но не обладал никакими административными правами в смысле царских прав. При исполнении своих судейских обязанностей софет сидел на софе – ковре и если было темновато, то освещался софитами. Чтобы люди за ковром – за пределами судебного почета, видели его выражение лица.