«Есть много оснований думать, – продолжает Морозов, – что в последние годы своей жизни Магомет был только флагом для его воинственных сторонников, дело в том, что он предался необузданно женолюбию (с. 258). <…> А начавшаяся революция шла своим путем, уже независимо от своего первоначального главы, ставшего только номинальным ее вдохновителем. <…> Вскоре начались передовые стычки с пограничными патрулями византийцев, но правоверные понесли сокрушительное поражение, так что несколько лет после него «Достославный» занимал своих воинов набегами на аравийских бунтарей».
Живой труп из Горок с бессмысленным взглядом хотя и не предавался женолюбию в последние годы своей жизни, тем не менее являлся тоже флагом и номинальным вдохновителем коммунизма а ля Сталин, притом дольше, чем сам Магомет, целых 70 лет после смерти, да и сегодня кое–кого вдохновляет. И это доказывает, что ислам распространялся точно таким же образом как и коммунизм в России. И даже партия для этого была специфическая как ВКП(б) – КПСС, только эта партия исламистов отошла от своих основателей–раввинистов и стала жить собственной жизнью. Точно так же как идеи Маркса были извращены и послужили обоснованием и основой извращенного коммунизма Маркса, и не только Маркса, но и его последователя Плеханова. И вообще – социал–демократии типа шведской. Но и это еще не все.
Стычки с византийцами и особенно отпор, полученный от них, мне сильно напоминает холодную войну СССР – США. Притом почти буквально, начиная с Карибского кризиса. Ведь Византия в ту пору жила по Моисею, точно так же как ныне Америка, отчего научно–технический прогресс бил ключом. А уже заскорузлые исламитские догмы способствовали только воровству вершины этого прогресса – атомной бомбы. Исламиты только своровали на Западе свою собственную историю, взятую западноевропейцами не то чтобы с потолка, но из Лаврентьевской библиотеки Козимо Медичи – точно. Чем все это закончилось, у нас – на глазах: советский «ислам» дышит на ладан, проигрывает гонку, и всемирная слава его под брендом «Lenin» закатывается, как некогда закатилась исламская слава Медины и Вавилона. И даже нефть, поддерживающая пока на плаву эти две системы, – одна и та же по химическим компонентам, только разных марок, Urals и еще как–то, я забыл.
Аналогии доходят до смешного: «Омар – ближайший сподвижник Пророка, похоронены вместе, в доме любимой жены Пророка. «Место могилы пророка тотчас забыто». <…> И вот, выходит, что Достославный пророк умер все же в Медине и был там зарыт в землю… а где ж его могила? Сэр Вильям Мьюир, так подробно описавший все мелочи его жизни, хранит на этот счет гробовое молчание» (С. 275). Ведь и Сталина тоже подхоронили к Ленину в мавзолей, потом выкопали и похоронили отдельно, неподалеку. Что касается могилы нашего «Правоверного», то уже примерно половина населения за то, чтоб отвезти мумию в Питер, хотя я бы ее отправил все–таки в Симбирск, на родину вождя. Не пройдет еще и лет двадцати, как уже процентов восемьдесят будут за это, и тогда мумию увезут, а место сие, где она лежала, будет как в случает с Магометов – тотчас забыто. И все сэры Мьюиры от истории тоже будут хранить гробовое молчание на этот счет.
Дальше будет еще смешнее. Небрезгливые историки где–нибудь в деревенском туалете типа «дырка в полу над ямой» откопают якобы посмертные и незыблемо саморучные записки Н.К. Крупской, якобы жены Ленина, каковая Ленину нужна была примерно как скопцу, и представят нам эти рукописи для прочтения. Там будет написано, естественно с заменой имен и народа, следующее: «Айша рассказывала также, что после смерти пророка мусульман постигло большое несчастье. Когда его не стало, арабы стали вероотступниками. Иудейство и христианство взяло у них верх и лицемерие мусульман обнаружилось с полной откровенностью. С потерей своего пророка они походили на стадо, промокшее во время зимней ночи, пока бог вновь не объединил их вокруг Абу–Бекра» (с. 280).
Естественно, Абу–Бекром будет Абу–Путин, мы будем теми, которых постигло большое несчастье, ибо дураку понятно, что весь бывший советский народ сегодня – вероотступник, притом лицемерие советских нью–мусульман уже обнаружено с полной откровенностью. Или вы не похожи сегодня на то самое стадо, промокшее во время зимней ночи? Абу–Путин вас объединит! У него уже кое–что получается. Телевизионный ящик не даст мне соврать.
Морозов хотя и сократил мировую хронологию, особенно в части египетских тридцати династий фараонов, но так называемую Римскую империю не тронул, ибо ему очень нравилось доказывать, что мировая культура пошла танцевать – от печки, то есть от Везувия. Именно поэтому ему пришлось доказывать, что культура древней Аравии – мифична, причем родилась в мозгах западноевропейцев, когда они немного поумнели под напором римских легионов. Собственно, и Медичи этого хотел. И ради этого создал так называемую Новоплатоновскую академию сказочников под техническим руководством молокососа Фиччино и идеологическим руководством прожженного подделывателя древностей Поджо Браччолини, и даже создал при этой «Академии подделок» Лаврентьевскую библиотеку подделок.
Все это Морозов оставил в неприкосновенности, хотя из «истории» Римской империи несет таким дерьмом, что хоть нос затыкай. И такой вдумчивый и скрупулезный ученый как Морозов, не мог этого не заметить. Поэтому, мне кажется, нюхал этот запах преднамеренно, ему не захотелось подпустить свежего воздуха из Византии Моисея, хотя он сам не отрицал, что Моисей привел свое войско именно на Босфор. В результате вот чем закончилась у него история ислама. И я недаром применил вновь слово Ис–лам.
«Что же мы тут видим? – почти заканчивает Морозов, – Нечто очень замечательное. В конце 11 века турки под знаменем правоверия двинулись на православных христиан в передней Азии. Они оправоверили Сирию и Палестину в 1078 году, взяв перед тем в плен византийского императора Романа. Римский папа Урбан II созвал против правоверных «вселенский» собор в Клермоне в 1095 году, и в августе 1096 года двинулся на Восток первый крестовый поход. И только через несколько десятков лет после этого, в 1180 году (и даже против воли византийского императора Мануила), произнесено было отлучение правоверным измаэлитам, впервые названным церковью магометанами и с этого же момента появляются в свет наши древнейшие реальные первоисточники о Магомете и о его ближайших преемниках–наместниках (халифах) Абу–Бекре, Османе, Али, и даже о том будто существовали его арабские биографы еще в 12 веке нашей эры… И откуда же появились все эти сведения? Из Аравии или из Месопотамии, или из Египта? Нет! Сначала из Андалусии, потом из Лондона от мистера Пококка и затем, еще на памяти наших отцов – из британской Ост–Индии, почти исключительно от ездившего туда специально за биографиями Магомета немецкого д–ра Шпренгера». (С. 308). И совсем уж заканчивает: «Вплоть до Магомета I (1374–1413) слово магометане ни разу не употребляется. Употребляется агаряне, берберы (варвары, бородатые), эсмаэлиты, саракины (сарацины), измаэлиты, арабские пираты, карфагенские варвары, арабы, мавры». (С. 314–315).