Выбрать главу

** Как теория относительности, теория физики микрокосма, понимание времени как длительности, морфологический закон метаморфозы.

* Гесиод. Теогония, стих 736.

* Имагинативный мир мифологии имеет свое бытие: это так называемое «якобы бытие», обладающее своей своеобразной логикой, которая для действительного бытия будет алогичной. Поэтому логику «якобы бытия«правильно назвать «алогической логикой» или еще лучше – «логикой алогизма».

* Когда я уже в другом месте отмечал, что существует особая категория игры и что всеобщий закон метаморфозы есть одно из выражений этой категории, я имел в виду систему действительности воображения, которая для нас есть не что иное, как «эстетическая действительность».

* См. Wilamowitz.

** Иначе говоря, использовать принцип противоречивого противоположения.

* Амфиболия Канта: беспредметный предмет, например, тень. В мире чудесного беспредметные предметы проявляют функции вещественных предметов.

* В сказке невыполнимое выполняют часто благодарные или чудесные животные: серый волк, ворон, лебедь и так далее, или тьмы мелких зверюшек: мыши, муравьи, или чудесные сверхъестественные существа, например, феи, джинны… В мире эллинов все выполняет сам герой, поэтому их мифы – всегда героические сказания. Если даже на помощь герою приходят волшебные предметы (шлем-невидимка, крылатые сандалии, меч-кладенец и прочие), то все же герой делает все своей рукой. Даже помощь богов большей частью весьма относительна, так как без отваги или сметки героя эта помощь оказалась бы несущественной или позорной. Когда трусу Парису помогает Афродита, мифологический эпос дегероизирует и деградирует этим героя. Эпос презирает Париса. В древнейшем догомеровом мифе Парис, несомненно, был иным. Если бы Одиссей не был сметлив, он не справился бы с Полифемом. Если бы Ахилл не был так отважен, он не справился бы с богом реки Скамандром до того, как ему на помощь пришел Гефест.

* То есть Тезей не тонет потому, что ему по смыслу мифа надо не утонуть; и Тезей тонет потому, что ему надо утонуть: так требует смысл.

** Вызвано это свойство «невидимости» шлема Аида тем, что смерть невидима.

* См.: Одиссея, X, 574-575. Бог может стать невидимым для смертных. В мифе причинное объяснение, данное для успокоения здравого смысла,- только якобы объяснение. Разум явно им удовлетвориться не может. Это объяснение не снимает чуда. Логика чудесного продолжает торжествовать, Но одновременно в подтексте мифа силой этой логики совершается так называемое таинство откровения смысла – то есть развивается кривая смысла, по которой двигаются мифические образы (см. ‹ниже› главу «‹Логика образа в эллинском мифе›. Движение мифологического образа»).

* Здесь открывается путь к логике микроскопического мира с его мифологической «вещью-ничто».

* С точки зрения формальной логики помощь волшебного предмета, обусловливающая подчас возможность подвига героя (то есть как бы незаметная подмена голой отваги героя свойствами волшебного предмета, предохраняющими героя от гибели) есть скрытое ignoratio elenchi. Мы как бы делаем перестановку, как в спорном вопросе: мы изумляемся отваге героя вместо того, чтобы изумляться чудесным свойствам волшебного предмета.

Не будь у Персея шлема-невидимки, он не отсек бы голову Медузе. Но миф выставляет на первый план Персея, а не шлем-невидимку. Сюжет развивается так, как если бы заслуга принадлежала всецело герою.

Это еще не значит, что в героический миф безоговорочно вступает сказка, Сказка могла безоговорочно выступить из мифа и унести с собою чудесные предметы, существа и акты, чтобы позднее вновь вернуться с ними в миф. Впрочем, миф и сказка – явления настолько параллельные, что вопрос о приоритете решается весьма зыбко и гипотетично.

* У Аристотеля – to ex archz aitsuai

* В чудесном мире мифа сверхъестественно-тайное, недоступное органам чувств и наблюдению, представлено как явное, то есть оно представлено чем-то материально-вещественным. Акт бога, воля бога – тайна. Но в мифе акт бога, воля бога явны, хотя бы самого бога налицо не было. Только Мойра-судьба действует скрыто, причем не только скрыто для смертного, но и для бога. Вмешательство Судьбы возможно только при посредстве бога. Сама же она остается тайной и в древнейшем мифе не выступает. Мойры, которых спрашивает Геракл (у псевдо-Аполлодора) о пути к Саду Гесперид, уже перестали быть древней Мойрой, равно как и Мойра, которую в античной сказке опьяняет пастух-Аполлон, чтобы выведать у нее участь Адмета.

* Мы говорим метафорически: окаменел от ужаса. В мире чудесного смертный, взглянув в глаза Медузы, действительно окаменевает, то есть превращается в камень. «Ты осел», «ты свинья»,- говорим мы, уподобляя человека ослу или свинье из-за его глупости и упорства или неряшливости и прожорства. В сказке у Апулея человек, Люций, действительно превращается в осла, а спутники Одиссея по волшебству Кирки -в свиней.

* Правило формальной логики здравого смысла гласит: из двух противоречащих предложений одно должно быть истинным, а другое ложным, и между ними нет и быть не может ничего среднего. Ничуть – говорит логика чудесного из двух противоречащих положений:

оба могут быть истинными,

оба могут быть ложными,

3) и между ними может быть нечто среднее, то есть возможность третьего положения не исключена.

Это и есть закон неисключенного третьего.

Формальная логика говорит: «из двух предложений», логика же чудесного говорит: «из двух положений». Она всегда конкретна, материальна. Согласно логике чудесного можно быть одновременно зримым и незримым (Персей), бессмертным и смертным (Скилла).

* См. Л. Толстой. Война и мир.

* Причем – и таков священный закон мира богов – воля одного бога не смеет препятствовать воле другого бога. Пример – судьба Ипполита: Артемида не может защитить его против мстительной Афродиты (трагедия Еврипида "Ипполит"). Если у Гомера воля одного бога нарушает волю другого бога, то там идет борьба между богами: realis repugnantia. По сути дела, перед нами редуцированное заключение.

* См.: «Логика› В. Ф. Асмуса.

* В Библии Давид-мальчик противопоставлен великану Голиафу.

* Патрокл штурмует стены Трои, которые не могут быть взяты без наличия особых условий и которые тем не менее защищает против Патрокла Аполлон, несмотря на отсутствие этих условий: иначе Патрокл возьмет Трою, ибо абсолютная свобода желания не нуждается в аргументации. Раз желание декретирует, то дедуктивное доказательство «в сущности» излишне. Индуктивное же доказательство в мифе уже само по себе есть нечто осуществленное, есть само чудо.

* Миф о царе Мидасе, о дочерях Ания, о Зевсе и Метиде, о Фетиде и Пелее (любовная борьба), о Менелае и Главке, Геракле и Периклимене (смертоносная борьба).

* Свобода героя, по существу, мнима. Он нарушает волю Необходимости, как мятежник, и боги, предотвращая последствия мятежа, противостоят его воле. Мятежный герой гибнет (Капаней в "Семеро против Фив").

* У Гелия – что ни луч, то глаз.

* Указание на роль покровительницы аргонавтов Геры, которая, враждуя с Зевсом, могла побудить Финея указать им путь к Золотому руну, может быть, имелось в древнейшем варианте этого мифа.

* Орион – созвездие. Позднейший миф возносит Ориона на небо, превращая его в звезду (астрализация).

* Вечно живое, но бестелесное, как олицетворение «мысли», «духа», вроде Фанеса орфиков, есть нечто чуждое древнеэллинской мифологии, есть нечто позднее, эллинистическое.