В трактате Аврелия Августина «Шесть книг о музыке» ощущается, с одной стороны, влияние классической философии, идущее от Пифагора и Платона, и с другой стороны, начало нового, христианского взгляда на сущность искусства. Он отделял представление об интимном, душевном восприятии музыки как способности к ритму и моделированию через телесные способности от технических навыков в музицировании. Числовая структура музыки во времена Средневековья была уже установлена и хорошо изучена. Но Августин подчеркивает, что одной лишь «науки» извлекать мелодию пальцами рук из инструмента недостаточно, и чтобы научиться слышать и понимать музыку, нужно обратиться к её идеальной совершенной природе. (А.В. Миронов, Музыка времени в интеллектуальных исканиях Августина, «Человек», №3, 2016, стр. 147-154) «Наука» в определении Аврелия Августина есть механический навык игры на инструменте, доступный любому человеку, а вот способность к талантливому музицированию, которой обладает далеко не каждый, он приписывает божественному началу. В этом можно увидеть разделение, разграничение аналитического и иррационального, интуитивного, выраженное Августином Аврелием в доступных ему рамках религиозной философии.
Давно подмечено, что человечество уже как бы изначально обладает всей суммой фундаментальных понятий и представлений, на которых зиждутся наши знания об окружающем мире, и с течением времени по мере детализации этих знаний изменяется только способ описания сущностей и явлений. Какой бы сферы мы ни коснулись – структура материи, космос, сознание и самосознание – в текстах, взятых из прошлого, мы найдем соответствующие времени описания и образы того, что открывается перед человеком «только сейчас». (Сознание и физическая реальность, том 17, №8, 2012) И Платон, и Аврелий Августин в своих терминах описывали два основных пути познания – логику и интуицию.
Современные рассуждения о различиях и возможности разделения этих двух путей берут начало из проблемы определения «научной истины», поскольку оно как в самой науке, так и в философии науки не является однозначным. Вопрос о возможности достижения истины в научном познании был с особой силой поставлен в Новое время на этапе становления современного естествознания. Так в эпистемологии Р. Декарта утверждалось, что научная истина имплицитно находится в человеческом уме и имеет «врожденный характер». Выявляется же она с помощью «естественного света» разума путем использования определенного набора средств (сомнения, критики, индукции, дедукции). Ф.Бэкон считал основным путем получения истины – опыт. Кант развивал обе эти концепции, подчеркивая, что эмпирическим знаниям всегда необходимо структурирование средствами рассудка. Идеи философов Нового времени были очень популярны вплоть до научно-технической революции двадцатого века, ознаменовавшейся открытием А. Эйнштейном теории относительности и закладкой Н. Бором основ квантовой механики. Создание релятивистской механики и квантовой физики явилось не только прорывом в познании физической реальности, но и мощным фактором, преобразовавшим общий стиль научного мышления, его дух и методологию. Можно сказать, постулаты новой физики имели философские следствия. Принцип неопределенности Гейзенберга, например, положил конец любым абсолютистским концепциям истины в физике (С. Лебедев, «Проблема истины в науке», «Человек»,4, 2014), а принцип дополнительности Бора – корпускулярно-волновой дуализм – и вовсе вывел человечество на новый уровень понимания диалектической двойственности природы всех вещей.
Сегодня ни у кого не вызывает сомнений, что на один и тот же изучаемый объект наука может смотреть по-разному, предлагая его различные модели и теории, иногда дополняющие друг друга, но иногда и взаимоисключающие. В философии и методологии науки этот факт и те гносеологические вопросы, которые он поднимает, получили название проблемы конкурирующих научных теорий. По мере развития науки неуклонно растет количество таких теорий, каждая из которых часто претендует не просто на истинное, но и на единственно истинное знание о познаваемой области реальности. (С. Лебедев, «Проблема истины в науке», «Человек»,4, 2014) Ученые решают проблему конфликта различных теории, вводя так называемые «границы применимости», в рамках которых любая теория – компоненты которой всегда есть абстрактные объекты, «модели» – прекрасно работает. Примером могут служить классическая и квантовая механика. Чтобы описывать движение тел на поверхности земли, нам вполне достаточно первой, но как только мы погружаемся в микромир, в царство атомов – нам не обойтись без помощи второй. Что же тогда есть научная теория по отношению к Истине? Она всегда есть лишь «отражение» Истины, точно отражение дерева в воде, на воображаемой поверхности «границ применимости».