(тогда как фактически они применимы с удовлетвори-
прямого отношения к их эффективности, и практически
тельной точностью только к рассуждениям весьма при-
ни одна сколько-нибудь интересная научная теория не
митивного типа), и (Ь) на «точность» и «ясность» этих
может быть выражена в этих громоздких детализиро-
методов. Очевидно, что обе эти претензии не могут
ванных системах. Эти модельные языки не имеют ни-
быть удовлетворены.
какого отношения ни к науке, ни к обыденному знанию
Таким образом, метод построения искусственных мо-
здравого смысла.
дельных языков не в силах решить проблемы, связан-
Действительно, модели «языка науки», конструируе-
ные с ростом нашего знания. Предоставляемые ям воз-
мые такими философами, не имеют ничего общего с
можности весьма ограничены, даже по сравнению с
языком современной науки. Это можно показать на
методом анализа обыденных языков, так как такие мо-
примере трех наиболее известных модельных языков*.
дельные языки явно беднее обыденных языков. Имен-
В первом из этих языков нет даже средств для выра-
но вследствие своей бедности в рамках таких языков
жения тождества. Следовательно, в нем нельзя выра-
можно построить только самую грубую и в наибольшей
зить равенство и, таким образом, он не содержит даже
степени вводящую в заблуждение модель роста зна-
самой элементарной арифметики. Второй модельный
ния — модель простого накопления груды высказываний
язык работает только до тех пор, пока мы не добавляем
наблюдения.
к нему средства для доказательства обычных теорем
Обратимся теперь к взглядам последней из назван--
арифметики, к примеру евклидовой теоремы о несуще-
ных групп эпистемологов. В эту группу входят те фи-
ствовании самого большого простого числа или даже
лософы, которые не связывают себя заранее каким-ли-
простейшего принципа, согласно которому для каждого
бо особым философским методом и в своих эпистемоло-
числа имеется следующее за ним число. В третьем мо-
гических исследованиях проводят анализ научных про-
дельном языке — наиболее разработанном и более все-
блем, теорий и процедур и, что самое важное, научных
го известном — опять-таки не удается выразить матема-
дискуссий. Эта группа в качестве своих предшественни-
тику. К тому же, что еще более интересно, в нем невы-
ков может перечислить почти всех великих философов
разимы никакие измеряемые свойства. По этим и мно-
Запада. (Она может вести свою родословную в том
числе даже и от Беркли, несмотря на то, что он в своих
самых глубоких замыслах был противником идеи ра-
* Первые два языка представляют собой языки гемпелевской
ционального научного познания и боялся его прогрес-
теории подтверждения и теории моделей, построенной Дж. Кемени, а третьим языком является карнаповская языковая система. —·
са.) Наиболее крупными представителями этого на-
правления в течение двух последних веков были Кант, Прим. перев.
42
43
Уэвелл, Милль, Пирс, Дюгем, Пуанкаре, Мейерсон, рождение интереса к этим загадкам может спасти на-
Рассел и, по крайней мере на некоторых этапах своего
уки и философию от узкой специализации и от обску-
творчества, Уайтхед. Большинство мыслителей, при-
рантистской веры в особую компетентность эксперта, в
надлежащих к этой группе, могли бы согласиться с
его личные знания и авторитет, то есть той самой веры, тем, что научное знание является результатом роста
которая столь удачно сочетается с нашим «пострацио-
обыденного знания. Однако каждый из них приходил к
налистическим» и «посткритическим» веком, с гордостью
выводу, что научное знание изучать значительно легче, посвятившим себя разрушению традиции рациональной
чем обыденное знание, поскольку научное знание есть
философии и даже самого рационального мышления.
как бы ясно выраженное обыденное знание.Основные
проблемы, связанные с природой научного знания, яв-
Пеня, Бэкингемшир, весна 1958 года
ляются расширениями проблем, относящихся к обыден-
ному знанию. Так, в области научного знания юмов-
ская проблема «разумной веры» заменяется проблемой
разумных оснований для принятия или отбрасывания