На первом же теоретическом занятии Джимирик вылепил из пластилина половой орган и поставил его на стол.
– Убрать! – приказал Коре.
Джимирик встал и засунул предмет себе в штаны, чем вызвал обоснованный смех большинства присутствующих.
– Подойдешь ко мне, – приказал Коре.
Во время самоподготовки Джимирик набрал кулинарный рецепт и послал его на все мониторы:
Рецепт кулинарный.
Залить в котилок воды засыпать сто т ириса, добавить туда 7 шт. К… довисти до кипения. зажарить в духовке его же и украсить его зеленью и овощами.
До блюда добавить соус и мозгов его же.
Разговора не получилось.
Джимирик явно напрашивался на хорошую расправу, но любая комиссия быстро установила бы, что он ни в чем не виноват. Курсанты имели личную ценность, равную единице, то есть, очень небольшую. Поэтому с ними разрешалость поступать очень вольно, но лишь в пределах устава. Коре уже прошел предварительную кодировку – поэтому он не мог нарушить устав.
На второй день Джимирик принес кошку (кошки в те года еще стоили недорого и даже иногда гуляли беспризорные), принес и запер в шкафчике. Животное рвалось и орало, всполошив весь нулевой этаж. Пришлось вызывать хозяина с занятий.
Джимирик пришел и стал открывать шкафчик. Оказалось, что он забыл код. Замок пришлось ломать; при этом пострадал техник, так как неожиданно включились система охраны; у техника, пораженного электричеством, начался припадок.
Запертый в химподсобке, он перебил банки с химикалиями; произошло возгорание и система отключила и изолировала второй этаж. Этаж оставался изолированным еще семь часов, что нарушило расписание.
Однако, устав позволял хранить в шкафчике любые вещи.
Коре приказал выбросить животное; Джимирик взял кошку, приласкал и попросил зонт. Он не говорил ничего такого, к чему можно было бы придраться, – но сам его голос звучал как оскорбление. Коре не мог нарушить устава – как и все инструкторы, он был кодирован против нарушений. Он мог забыть устав, мог ругать устав, мог хотеть его нарушить, но сделать это на самом деле ему было труднее, чем вывернуться наизнанку. Кодировать психику научились еще в восьмидесятых годах, а в сотых делали это надежно.
Джимирик получил зонт, погладил кошку, притворно всплакнул, насмешив присутствующих, и пошел к лифту. На девятом этаже он привязал к хвосту животного зонт, раскрыл и сбросил кошку вниз – с зонтиком вместо парашюта.
– Вы приказали ее выбросить, – так объяснил он.
В этот же день все электророзетки были засыпанны песком и занятия пришлось отложить на два часа. Виновного не нашли. После первой лекции Коре нашел в своей сумке крысу с расплющенной головой. Анализ показал, что голову расплющивали тисками – теми, что в подвале, а сама крыса была явно из местной подвальной популяции. Отпечатки пальцев на тисках принадлежали трем разным людям, но среди них не было Джимирика.
Во время обеда Коре обнаружил в своей тарелке странные капли и, к счастью, не стал есть. Капли оказалисть ртутью.
– Этого достаточно, чтобы убить человека? – спросил он у лаборанта.
– Нет, но этого достаточно, чтобы подарить человеку головную боль на протяжении следующих двадцати лет.
В этот раз Джимирик имел алиби. За остаток дня произошли следующие события:
Коре на голову свалилась грязная тряпка, застрял лифт, кто-то взломал пустой кейс и помочился туда, унитазы оказались забиты и, как ни странно, дрожжами.
Под вечер Джимирика сильно избили за то, что он читал чужие файлы и оставлял там свои пожелания. Коре, уже начинавший вскипать, на время успокоился.
Может быть впервые в жизни он встретился с вещью, которая была вне пределов его понимания. Психология этого курсанта была так же темна и дика для обычного человека, как психология какого-нибудь инопланетного осьминога. Джимирик не играл и не притворялся; он жил своей привычной жизнью и делал то, к чему, видимо, привык. Коре не мог понять мотивов. Джимирик не имел враждебности ни к своему инструктору, ни к кому-либо другому. Он не был подкуплен или подослан – в этом случае его бы сразу раскусили на тестах. Он не получал никакой пользы от своих выходок. Он не доводил дело до конца, как в случае с ртутью. Но зачем было давить крысу или мочиться в кейс? Коре чувствовал себя так, будто столкнулся с чуждым разумом для которго дважды два всегда равно семи.
Когда на следующее утро он увидел Джимирика со стеклянной банкой на голове (курсант как раз рассказывал, что не может ее снять), он почувствовал, что сдерживаться уже не может.
– Подойди, – сказал он и заставил Джимирика поприветствовать старшего по форме, – нет, не нужно к врачу. Я и сам поставлю диагноз: голова в инородном теле. Видеть можешь? Тогда пошел работать.
Потом он объявил полевые занятия и заставил Джимирика лазить по стендам с банкой на голове. Курсант мог бы сорваться и упасть, но, к счастью, обошлось.
После занятий он приказал Джимирику отжаться сто раз, а потом разбил банку ударом ноги. Он объявил дополнительную тренировку и продемонстрировал на Джимирике захват uik!! от которого невозможно освободиться, и прижал новенького чуть сильнее, чем было нужно. Он хорошо услышал, как захрустели межпозвоночные диски. Джимирик упал и не смог подняться.
– Слабак, – сказал Коре, – поднимите его за ноги и руки. А теперь давите на спину. Вот так, уже вправили. Сейчас тренировка в парах. Удары серии G.
Начинаем с четвертого. Полный контакт.
Вспоминая этот момент позже, Коре не мог понять, как он принял такое решение. С поврежденной спиной Джимирик не мог защититься от четвертого серии G, а значит, был обречен. Устав запрещал подвергать курсантов смертельному риску, если этот риск не оправдывался оперативной обстановкой. Рассуждая логически Коре, с его полной подсознательной кодировкой, мог принять любое решение, кроме такого.
Так погиб Джимирик и Коре отстранили от тренировок.
Не то чтобы жизнь этих ребят дорого стоила, у них не было даже имен, только номера и клички, а номер четвертый из подготовительной группы, по кличке Джимирик, ничем не блистал, – просто Коре, как инструктор, показал свою неспособность и даже недисциплинированность. Последнее могло означать конец карьеры или штрафное задание.
Древние преувеличивали ценность человеческой жизни. Впрочем, это можно понять. Еще в начале двадцать первого каждого отдельного человека нужно было специально зачать, выносить, родить (обычно в муках), затем воспитать и дать ему образование. И только после двадцати или тридцати лет непрерывной заботы индивид становился полноценным человеком. И то не всегда. То, что такой порядок вещей неверен, нам доказывает не только логика, но и наблюдение за природой: например, хозяева океана – акулы поедают собственных детей и, тем не менее, остаются хозяевами океана.
Ценность человеческой жизни падала трижды: в первый раз после того, как женщины перестали рожать и выкармливать, подобно тому, как это делали животные.
Большинство людей стало рождаться в пробирке. Второй раз после изобретения нейропрограммирования и ускоренного обучения. Затраты на воспитание и обучение человека сократились примерно вдесятеро. В третий раз после введения единообразных обучающих программ. Исчезло понятие личности, с которым так носились древние – люди стали одинаковыми, совершенно заменяемыми и лишь получали разные типы профессиональной подготовки. Черты характера, темперамент, способности и прочие различия, столь важные для предков, уже не имели ни малейшего значения. Поэтому так мало ценилась жизнь новичка.
5
Из двух возможностей он выбрал штрафное задание.
– Какова вероятность моего возвращения? – спросил Коре.
Обычно со штрафного возвращался примерно каждый второй. И некоторые из вернувшихся не были пригодны для дальнейшей службы. Еще одним вариантом был медицинский эксперимент, но идти к медикам мало кто соглашался: после экспериментов подопытных латали и они выглядели как новенькие, а уже через несколько лет начинали сдавать. Были и такие, которые не хотели идти на штрафное – их просто увольняли и стирали всю более или менее секретную информацию с их мозгов. Стирали шоком; после шока характер человека всегда менялся.