Приведем пример. На Генеральной ассамблее организации Объединённых наций глава советской делегации А. Я. Вышинский, настаивая на том, чтобы применение атомного оружия было запрещено, провёл аналогию между предлагаемым советской делегацией запрещением атомного оружия и запрещением удушающих газов, которое было принято в 1925 году (Женевский протокол). Возражая тем, кто утверждал, что запрещение атомного оружия невозможно, советский делегат указывал, что газовое оружие в своё время было запрещено, поэтому вполне возможно запретить и атомное оружие, так как здесь имеется полная аналогия[89]. Аналогия здесь действительно полная, и вывод советской делегации логически последователен и неопровержим. Аналогия между запрещением газового и атомного оружия заключается в том, что и то и другое оружие относится к бесчеловечным средствам войны, применение которых противоречит элементарным моральным представлениям. Поскольку такой вывод был уже сделан в отношении газового оружия, его нельзя не сделать и в отношении атомного оружия, применение которого влечет бедствия еще большие, чем применение газового оружия. Дедуктивный характер такого умозаключения совершенно ясен: вывод делается не просто из сходства двух явлений в некоторых признаках, а из общего принципа, общего положения, из которого для обоих сравниваемых явлений вытекают одинаковые следствия.
§ 10. СООТНОШЕНИЕ ИНДУКЦИИ И ДЕДУКЦИИ
Как уже указывалось, значение индукции в нашем мышлении очень велико. При индуктивном исследовании мы опираемся на опыт, на факты. Необходимым условием индукции является тщательное изучение фактов, наблюдение, эксперимент.
Иной характер имеет дедукция. Для дедуктивного умозаключения требуются готовые, признанные истинными положения — посылки, из которых делается вытекающий из них с необходимостью вывод. Таким образом, само дедуктивное умозаключение непосредственно не связано с опытным исследованием.
Конечно, и дедуктивное умозаключение, оторванное от опыта, не связанное с человеческой практикой, будет представлять собой пустую игру понятиями и будет лишено всякой познавательной ценности. Но опыт, практика лежат за пределами самого дедуктивного умозаключения как такового, взятого изолированно: после того как посылки даны, само рассуждение состоит в анализе и связывании этих посылок.
Буржуазные логики в корне извращают действительное соотношение дедукции и индукции. Так, ряд буржуазных ученых XIX века метафизически противопоставил индукцию дедукции. Они либо отводили дедукции второстепенное место, либо вовсе отрицали её самостоятельное значение. Например, Д.-С. Милль рассматривал весь процесс логического мышления как индуктивный; дедукция, по его мнению,— это только момент индукции; мышление всегда происходит от частного к частному же, а общие положения, составляющие большие посылки силлогизмов, — это только мысленные «записи» или «заметки» о наблюдавшихся многих частных фактах, которые формулируются в виде общего правила, общего положения лишь для того, чтобы лучше удержать в памяти эти частные факты.
Философской основой такого воззрения является позитивизм, представляющий собой разновидность идеализма и характеризующийся поверхностным и вульгарным эмпиризмом. Эта точка зрения на индукцию была резко осуждена Энгельсом. Неумеренных поклонников индукции Энгельс иронически назвал «всеиндуктивистами» и указывал, что «вся вакханалия с индукцией [идет] от англичан». Энгельс, далее, писал: «Никакая индукция на свете никогда не помогла бы нам уяснить себе процесс индукции. Это мог сделать только анализ этого процесса. — Индукция и дедукция связаны между собою столь же необходимым образом, как синтез и анализ. Вместо того чтобы односторонне превозносить одну из них до небес за счет другой, надо стараться применять каждую на своем месте, а этого можно добиться лишь в том случае, если не упускать из виду их связь между собою, их взаимное дополнение друг друга»[90].