биологического феномена, как инструмента приспособления или как одного из средств производства
— меня интересуют лишь ее эпистемологические аспекты.)
Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных высказываний; она не пред-
ставляет собой также и системы, постоянно развивающейся по направлению к некоторому конечному
состоянию. Наша наука не есть знание (episteme): она никогда не может претендовать на достижение
истины или чего-то заменяющего истину, например, вероятности.
Вместе с тем наука имеет более чем только биологическую приспособительную ценность. Она не
только полезный инструмент. Хотя она не может достигнуть ни истины, ни вероятности, стремление
к знанию и поиск истины являются наиболее сильными мотивами научного исследования.
Мы не знаем— мы можем только гадать.И наши предположения направляются ненаучной, ме-
тафизической (хотя биологически объяснимой) верой в существование законов и регулярностей, ко-
торые мы можем открыть — обнаружить (uncover — discover). Подобно Бэкону, мы можем описать
нашу собственную современную науку («метод познания, который человек в настоящее время при-
меняет к природе») как состоящую из «поспешных и незрелых предвосхищений» и из «предрассуд-
ков»1.
Однако эти удивительно творческие и смелые предположения, или «предвосхищения», тщательно
и последовательно контролируются систематическими проверками. Будучи выдвинутым, ни одно из
таких «предвосхищений» не защищается догматически. Наш метод исследования состоит не в том, чтобы защищать их, доказывая нашу правоту; напротив, мы пытаемся их опровергнуть. Используя
все доступные нам логические, математические и технические средства, мы стремимся доказать лож-
ность наших предвосхищений с тем, чтобы вместо них выдвинуть новые неоправданные и неоправ-
дываемые предвосхищения,
1 Bacon F.Novum Organum. I, 26. 1620 [русский перевод: Бэкон Ф.Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 16].
257
новые «поспешные и незрелые предрассудки», как иронически называл их Бэкон*3.
Путь науки можно интерпретировать и более прозаически. Можно сказать, что научный прогресс
«...осуществляется лишь в двух направлениях — посредством накопления нового чувственного опыта
и посредством лучшей организации опыта, который уже имеется»2. Однако такое описание научного
прогресса, хотя и не является совершенно ошибочным, тем не менее представляется несостоятель-
ным. Оно слишком напоминает бэконовскую индукцию — усердный сбор винограда с «бесчислен-
ных вполне зрелых лоз»3, из которого он надеялся выжать вино науки — его миф о научном методе, который начинает с наблюдений и экспериментов, а затем переходит к теориям. (Между прочим, этот
легендарный метод все еще продолжает вдохновлять некоторые новые науки, которые пытаются
применять его, будучи убеждены в том, что это метод экспериментальной физики.) Прогресс науки обусловлен не тем, что с течением времени накапливается все больший перцеп-
тивный опыт, и не тем, что мы все лучше используем наши органы чувств. Из неинтерпретированных
чувственных восприятий нельзя получить науки, как бы тщательно мы их ни собирали. Смелые идеи, неоправданные предвосхищения и спекулятивное мышление — вот наши единственные средства ин-
терпретации природы, наш единственный органон, наш единственный инструмент ее понимания.
*3Термин Бэкона «предвосхищение» («anticipatio») (см.: Bacon F.Novum Organum. 1,26.1620 [русский перевод: Бэкон Ф.
Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 16]) означает почти то же самое, что и термин «гипотеза» в мо-
ем смысле. Бэкон считал, что для того, чтобы подготовить мышление к интуитивному восприятию истинной сущности,или
природы,вещи, его нужно тщательно очистить от всех предвосхищений, предрассудков и идолов. Источник всех ошибок
кроется в засоренности нашего собственного мышления — природа же сама по себе не лжет. Главная функция элиминатив-
ной индукции (как и у Аристотеля) состоит в том, чтобы помогать очищению нашего мышления (см. также: Popper К. R.
The Open Society and Its Enemies, vols. 1-2. London, Routledge, 1945J глава 24; примечание 59 к главе 10; примечание 33 к
главе 11 [русский перевод: Поппер К.Открытое общество и его враги. Т. 1-2. М.: Международный фонд «Культурная ини-
циатива», 1992], где кратко изложена теория индукции Аристотеля). Освобождение мышления от предрассудков понимает-
ся как некоторый ритуал, совершаемый ученым, желающим подготовить свое мышление для интерпретации (беспристраст-
ного прочтения) Книги Природы, подобно тому как мистическое очищение души требуется для подготовки ее к созерцанию
Бога (см.: Popper K. R.Conjectures and Refutations. The Growth of Scientific Knowledge London Routledge and Kegan Paul, 1963, «Введение»).
2Frank Ph.Das Kausalgesetz und seine Grenzen. Wien, Springer, 1932. * Та точка зрения, что прогресс науки обусловлен
накоплением чувственного опыта, все еще имеет широкое распространение (см. мое Предисловие к первому английскому
изданию 1959 г. этой книги). Мое отрицательное отношение к этой точке зрения тесно связано с моим неприятием учения о
том, что наука или знание обязаныразвиваться, поскольку наш опыт обязаннакапливаться. Напротив, я убежден в том, что
50
развитие науки зависит от свободной конкуренции идей и, следовательно, от свободы и что оно должно прекратиться, если
свобода будет уничтожена (хотя в течение некоторого времени оно может продолжаться в отдельных областях, в частности
в технике). Эта концепция более полно представлена в моей работе: Popper K. R.The Poverty of Historicism. London, Routledge and Kegan Paul, 1957, раздел^ [русский перевод: Поппер К.Нищета историцизма. М.: Издательская группа «Про-
гресс», 1993]. Ятакже утверждал (в упомянутом Предисловии), что развитие нашего знания нельзя предсказать научными
средствами и что, следовательно, будущий ход нашей истории также непредсказуем.
3 Bacon F.Novum Organum, 1620 [русский перевод: Бэкон Ф.Новый органон // Соч. в двух томах, т. 2. М.: Мысль, 1978, с. 73].
258
И мы должны рисковать для того, чтобы выиграть. Те из нас, кто боится подвергнуть риску опро-
вержения свои идеи, не участвуют в научной игре.
Даже тщательная и последовательная проверка наших идей опытом сама, в свою очередь, вдох-
новляется идеями: эксперимент представляет собой планируемое действие, каждый шаг которого
направляется теорией. Мы не наталкиваемся неожиданно на наши восприятия и не плывем пассивно
в их потоке. Мы действуем активно — мы «делаем»наш опыт. Именно мы всегда формулируем во-
просы и задаем их природе, и именно мы снова и снова ставим эти вопросы так, чтобы можно было
получить ясное «да» или «нет» (ибо природа не дает ответа, если ее к этому не принудить). И в конце
концов, именно мы даем ответ; мы сами после строгой проверки выбираем ответ на вопрос, который
мы задали природе, и делаем это после длительных и серьезных попыток получить от природы не-
двусмысленное «нет». «Раз и навсегда, — говорит Вейль, с которым я полностью согласен, — я хочу
выразить безграничное восхищение работой экспериментатора, который старается вырвать интер-
претируемые фактыу неподатливой природы и который хорошо знает, как предъявить нашим тео-
риям решительное «нет»или тихое «да»4.
Старый научный идеал episteme— абсолютно достоверного, демонстративного знания — оказался