— Ее нет.
Мой голос пуст, он не отражает того адского пламени, пылающего внутри меня. Как я могу говорить так спокойно, когда я так чертовски зол... и напуган? Страшно, что я потеряю ее. Боюсь, что лучшее, что когда-либо случалось со мной, исчезнет прежде, чем я успею сказать ей об этом. Боюсь потерять свою любовь.
— Что? — спрашивает он, хмурясь и глядя на меня.
— Роксана, они забрали ее, — прохрипел я.
Кензо замирает, опускает голову и смотрит на свой телефон, прокручивая сообщения.
— Что? — задыхается он. — Нет.
Он качает головой, когда мы отъезжаем от обочины.
— Да, они сделали именно это.
Кензо поворачивается ко мне, в его взгляде возмущение, губы искривились от злости.
— Как ты можешь быть таким чертовски спокойным? — кричит он, а затем бросается на меня. Он всегда носил свои эмоции на ладони. Я беру его голову в свои руки, прижимаюсь лбом к его лбу, пока он борется и ругается.
— Брат, посмотри на меня, — шепчу я, но он все еще борется, поэтому я прижимаю его сильнее. — Посмотри на меня! — приказываю я, мои руки дрожат на его коже.
Он перестает бороться и смотрит на меня. Его глаза потерянные, испуганные, как и мои.
— Мы вернем ее, я обещаю тебе это, — шепчу я. — Я ни разу не спокоен, я кто угодно, но я должен держать себя в руках. Ради тебя, ради нее. Сейчас, как никогда, мы нужны ей, и мы должны справиться с этим, мы должны найти их. Безволие не поможет, не сейчас. Мы должны использовать каждую чертову унцию нашей силы и интеллекта.
— Ты обещаешь? — умоляет он, глядя мне в глаза, как раньше, когда я был ребенком, а он был напуган, когда я поклялся защитить его. Сейчас я делаю то же самое, защищаю его, это моя работа. Потому что, честно говоря, я не знаю, успеем ли мы добраться до нее вовремя, и от этого мне так плохо, мне хочется заблевать здесь все, зная, что они с ней сделают.
Каждая минута на счету, но если ему нужна моя ложь, чтобы мы работали слаженно, то я ему ее наплету.
— Обещаю, мы вернем ее, а потом убьем всех до единого, — клянусь я.
Его глаза на мгновение закрываются, длинные ресницы скрывают его от меня, а с губ срывается дрожащий вздох. Когда Кензо снова открывает глаза, в его взгляде сквозит твердость и холодность, как и в моем. Это печалит меня, но я понимаю.
— Я не могу потерять ее, — признается он, и от его голоса у меня щемит сердце. Как бы мне хотелось оградить его от этого. Хотел бы я скрыть это от него, как и все остальное.
— Знаю. Мы не потеряем. Ты нужен мне, ты нужен Роксане, — говорю я Кензо, и он кивает.
— Мы убьем их всех, — соглашается он убийственно спокойно. Кензо испытывает тот тип спокойствия, когда ты чувствуешь слишком много и просто немеешь. Сейчас он не более чем Гадюка.
Хладнокровная змея, наносящая удар.
В этих глазах я вижу себя и наше будущее, потому что, если мы потеряем нашу девочку ― даже думать больно ― возврата не будет. Мы перестанем существовать, как сейчас. Весь смех и любовь исчезнут, пока не останется ничего, ничего, кроме нашего яда.
Кензо отходит, и я позволяю ему, пряча от него свои дрожащие руки. Кензо нужна моя сила, а не моя слабость. Потому что она и есть наша слабость, но они не знают, что она также и наше сердце, наша сила, наша причина, по которой мы боремся сейчас.
— Каков будет наш первый шаг? — спрашивает он лишенным эмоций голосом.
Я смотрю в окно, жестокая улыбка кривит мои губы.
— Мы охотимся за ними по всему городу, начиная с самого низа. Прихвати свое оружие, сейчас в этом городе прольются реки крови.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
ДИЗЕЛЬ
— Тебе нужно успокоиться, парень, ты уже порешил четверых, — огрызается Гарретт, но, несмотря на слова, его руки сжаты, а тело вибрирует от смертельного намерения. Я не единственный, кто борется с последствиями пропажи нашей девочки.
Моей Маленькой Птички.
Моей.
А они отняли ее.
Я выкрашу этот город в красный цвет. Я убью всех в нем и надену на себя их кожу, чтобы найти ее. Она моя!
— Они так и думали. — Я пожимаю плечами, вытирая кровь с рук.
— Тот последний парень? — усмехается Гарретт, и я смотрю на него с улыбкой, от которой он морщится. — Ди…
Он вздыхает.
— Он только спросил, чем он может помочь.
— Мне не понравилось его отношение, — фыркаю я, и чувствую, что он смотрит на меня.
— Мы вернем ее, Ди, но ты должен держаться, хорошо?
— Мы вернем ее.
Я спокойно киваю, а затем снова смотрю, ухмыляясь, на Гарретта.
— Я собираюсь вырвать их сердца из груди и отдать ей.
— Это... вполне в твоем духе, — хихикает он. — Чертовы идиоты не знают, что они развязали.
— А ты умеешь уговаривать, — ухмыляюсь я шире. — Почему же ты выбил дерьмо из охранника в квартире?
Он хмурится.
— Он позволил им уйти. Идиот.
— Он в реанимации, — весело замечаю я, но внутри меня горит огонь. Как всегда, он сжигает меня изнутри, но это пламя разрастается сильнее, чем раньше, без моей Маленькой Птички, которая помогает его контролировать. Языки пламени молят о крови, о смерти, и я дергаюсь сильнее, чем обычно. Я не знаю, что правильно, а что нет... даже для меня.
Гарретт прав, я уже прокладываю кровавый путь через город, но мне все равно. Когда я охотился за убийцей моей мамы, трупы лежали кучами, а я даже никогда не любил ее так сильно. Маленькая Птичка? Она ― мой мир. Мое чертово черное бьющееся сердце ― ее, а она ― мое.
Она моя.
И они забрали ее.
Резня будет невообразимой. Они будут называть меня серийным убийцей. Они все будут бояться меня, но мне все равно, лишь бы она вернулась в мои объятия до конца ночи. Когда я увидел тела ее охранников в машине и ее кровь на заднем сиденье... черт.
Паника, какой я никогда не испытывал раньше, пронзила меня. Никто не сможет причинить ей боль, услышать ее крики, кроме меня.
Моя Маленькая Птичка боролась, конечно, боролась. Она боец, Гадюка. Она убила их и убила бы их всех, если бы могла. Но она не могла, поэтому я сделаю это за нее. Я положу их тела к ее ногам за то, что они причинили ей боль. А после...
После ей придется пережить меня.
Потому что они выпустили настоящего меня на свободу.
~
МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ с Райдером и Кензо на складе. Они тоже были заняты. До нас доносится запах океана, который находится сразу за причалом. Магазины недалеко, но внутри склада ― совершенно другой мир. Наша охрана роится там, все мы вместе.
Все мы в ярости.
Все мы жаждем крови.
На коленях перед моими братьями стоят восемь человек, которые, без сомнения, работают на Триаду. Я не спрашиваю, как они нашли их так быстро, мне все равно. Я уже ощущаю их крики, их кости ломаются в моих руках. Я жажду их боли, чтобы насытить монстра внутри меня, пока я не доберусь до ублюдков, которые забрали ее. Но Райдер останавливает меня, шагнув вперед и с отвращением глядя на них.
— Триада забрала кое-что, что принадлежит нам, и мы не остановимся, пока не вернем это. Все, кто обладает какой-либо информацией, должны начать говорить прямо сейчас. Вы все что-то знаете, вы работаете на них.
Райдер ждет, и все мужчины нервно переминаются с ноги на ногу, не желая выдавать своих работодателей. Райдер теряет терпение.
Обычно он позволял Гарретту или мне делать грязную работу, не то чтобы он боялся крови, но это выдает в нем осторожного лидера. Но сейчас? Он выхватывает пистолет и внезапно стреляет, попадая в голову человеку слева, даже не моргнув, его лицо холодно. Стоящие на коленях мужчины отшатываются, некоторые кричат, некоторые плачут.
— Я буду убивать вас одного за другим, пока не получу то, что хочу знать, а если никто из вас этого не знает? Я начну с другой партии, вы не нужны мне живыми. Я убью всех вас. Так что я спрошу еще раз. Есть что мне сказать?
— О боже, — всхлипывает один из них, и Райдер пристреливает его следующим.