— Спасибо, я хотела пить, — кричу я.
Эндрю старается изо всех сил. Его работа и жизнь на кону, если он не получит информацию, но вот в чем дело... Я умру, прежде чем предам их, прежде чем предам любого, кто дал мне шанс, кто был добр ко мне... а мои Гадюки?
Они любят меня.
И, как ни странно, я, блядь, тоже их люблю.
Так что если я умру здесь, одна, в чертовой мерзкой комнате, то так тому и быть. Я заигрывала со смертью с детства, а умереть за людей, которых любишь, кажется хорошим исходом.
Эндрю не может этого изменить. Он может ломать мое тело снова и снова, он может заставить меня кричать и плакать, он может заставить меня молить о смерти, но ни слова о моих парнях не слетит с моих уст. Думаю, он начинает понимать это, когда сидит и наблюдает за мной.
— Мне стоит восхищаться твоей преданностью.
Он вздыхает.
— Раздражает, но впечатляет. Скажи мне, они действительно купили тебя?
Я киваю, смачивая губы.
— Так откуда такая преданность? — интересуется он с любопытством.
— Потому что мы плохо начинали, но теперь они ― мое все.
Я пожимаю плечами.
— Ты знаешь, как это бывает, давай посмотрим правде в глаза, каждая романтическая история в какой-то степени испорчена. Ромео и Джульетта? Они были детьми, и они умерли. Даже не начинай мне рассказывать о том искуплении, Господи, я ревела как ребенок. Преданность нужно заслужить, а не купить.
— И они ее заслужили? — спрашивает он.
Я не отвечаю, и он кивает.
— Я должен сообщить об этом своему боссу, подумайте об этом.
Эндрю встает и уходит, а я смотрю, как он уходит, хлопок двери и щелчок замка громко раздаются в сырой комнате.
Заслужили ли они это? Его вопрос звучит у меня в голове.
Несомненно, мы все испорчены, и наша любовь странная... но верность? Да, они заслужили ее, и мои мальчики будут продолжать ее получать, потому что я знаю, что они сделают все, чтобы защитить меня. Спасти меня. Дать мне все, в чем я нуждаюсь.
Когда никто другой этого не сделал, они приняли во внимание то, как я отношусь к ним и не вижу шрамов, и продолжали идти вперед, до тех пор, пока бы не добрались до меня.
Я не ребенок и не глупая. Я знаю, что если я предам их, они убьют меня, даже если любят, но не поэтому я не предаю их. А потому, что я не смогу причинить им такую боль, даже ради спасения собственной жизни, и если это не любовь, то я не знаю, что это такое.
Иногда в жизни встречаются люди, ради которых стоит умереть, и обычно это те же люди, ради которых стоит жить. Но вы не всегда можете иметь все сразу. Если все, что я могу предложить им сейчас, это мое молчание и смерть, я сделаю это.
Мне, правда, хотелось бы забрать некоторых из этих ублюдков с собой.
Мои парни могут быть преступниками, иметь дело со смертью и властью, но когда дело доходит до дела, все, чего они действительно хотят ― это любовь. Семья. Я отказываюсь ломать это.
Они могут быть моей силой, но я ― их слабость.
В этот момент надо мной раздается взрыв, и все здание сотрясается от пыли, падающей с потолка. Я ухмыляюсь, точно зная, кто это.
Мне не нужен никакой гребаный герой, чтобы спасти меня, я могу спасти себя сама, но я ни разу не сомневалась, что они помогут мне, помогут спасти меня, и я оказалась права.
Хоть раз кто-то меня не подвел.
И я отказываюсь разочаровывать их.
Пришло время освободиться и встретиться с моими ребятами, тогда мы вместе перебьем всех этих ублюдков.
Ладно, Рокси, пора вытрясти из них все дерьмо. Когда наверху раздаются взрывы и выстрелы, я оглядываюсь по сторонам, пока мне не приходит в голову идея. Это глупая, мать ее, идея, но это лучше, чем ничего. Итак, раскачиваясь из стороны в сторону, я наращиваю темп.
Стул начинает шататься, раскачиваясь вместе со мной, скрип громко раздается в комнате, но его заглушает звук драки. Я раскачиваюсь сильнее, и с воплем вместе со стулом валюсь набок. Рухнув на пол, я издаю стоны, ударяюсь головой, но стул разламывается. Я перекатываюсь на спину и издаю стон, лежа так с минуту. Я приземлилась на левое плечо, которое не работает. Черт, кажется, я его вывихнула.
Черт, в «Джоне Уике» это дерьмо выглядело легко. Он соврал, это больно, как будто у сучки течка, хуже, чем это было с тем первым занозой в заднице.
Садясь, я замечаю, что части стула все еще прикреплены к моим рукам и ногам проволокой. Черт. Ударив запястьем в пол, мне удается высвободить деревяшки, а затем размотать каждую часть проволоки, прежде чем сделать то же самое с лодыжками. Я могу использовать только одну руку, так как моя вторая рука смешно и безвольно болтается. Я хнычу, отдирая колючки, наблюдая, как кровь хлещет из моих лодыжек и рук. Суки.
Это происходит медленно, очень медленно, и когда я заканчиваю, я задыхаюсь и обливаюсь потом. Теперь нужно открыть дверь. Отталкиваясь, чтобы встать на нетвердые босые ноги, я защищаю грудь рукой, морщась от боли, пронзающей меня.
Вот еще одна глупая идея.
— Эй, Фрэнни, ты там? — кричу я. — Фрэнни, я освободилась, лучше приди за мной!
Дверь щелкает и открывается, в проеме показывается Фрэнни. Увидев меня, он рычит и бросается на меня. Вот и все...
Я притворяюсь, что падаю, хватаюсь здоровой рукой за нижнюю часть ручки стула, затем вскакиваю, когда он подходит ближе, и с криком бью его по его тупой морде снова и снова. Он воет и отшатывается назад, пытаясь заслонить меня, его пистолет падает на пол.
Я продолжаю бить, пока он не падает на пол. Задыхаясь, я беру пистолет в другую руку и прижимаю его к его голове. Его глаза расширяются, кровь стекает по лицу.
— Пока, Фрэнни, было приятно с тобой познакомиться.
Я нажимаю на курок. Прижимая пистолет поближе, я со стоном шагаю к двери.
Боже, сейчас бы вздремнуть.
Гадюки свернулись, готовые нанести удар. После этого от Триады ничего не останется.
Держись, дорогая, мы идем.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
РАЙДЕР
Сидя в машине вниз по дороге от отеля, я проверяю свои пистолеты и оружие, пока мы осматриваем его.
— Они будут держать Рокси в безопасном месте, вероятно, под самим отелем. Там будет много людей, но я не ожидаю, что вся Триада будет здесь ― слишком опасно им всем собираться в одном месте. Будет грязно. Держитесь ближе, проверяйте углы и прикрывайте друг друга. Переходим из комнаты в комнату, пока не найдем ее, — приказываю я, застегивая броник. Он немного защитит меня, но пуля в голову все равно свалит меня, так что нам нужно быть умными.
Даже когда во мне бурлит ярость, мне нужно добраться до моей девочки.
Дизель надевает свой ярко-фиолетовый рюкзак, на котором спереди красуется единорог. Я не задаю вопросов, потому что у нас нет времени разбираться сейчас и с его тараканами. У Гарретта на груди пристегнут дробовик, а на спине ― чертов гранатомет: в конце концов, он будет идти первым. Кензо тоже вооружен до зубов.
Мы будем в меньшинстве, но где же веселье, если его нет?
— Поехали. Делаем все шумно, не сдерживаемся и помним, за что мы сражаемся по-настоящему, — рычу я, вставляя обойму.
— О-о-о-о, я знаю! Все для моей Маленькой Птички!
Дизель ухмыляется.
— Ты в порядке? — спрашивает Гарретт. — Не психически, мы все это знаем, но...
— О, я вколол себе немного адреналина. Поехали! — кричит он.
Смеясь, я выскальзываю из машины, и мы молча идем. Мы движемся строем в сторону отеля. У нас есть преимущество, мы знаем расположение, знаем проходы и способы быстро обойти периметр. Они этого не знают.
К тому же, мы сражаемся за нашу девочку, нас ничто не остановит.
Мы перебегаем дорогу, ночь скрывает нас, и я прижимаюсь спиной к стене рядом с входной дверью, цепочка, которая когда-то запирала ее, валяется забытая на тротуаре. Гарретт прижимается спиной к противоположной стороне, и я киваю, отсчитывая время на пальцах. Он берет в руки гранатомет, и я резким движением распахиваю дверь. Он входит внутрь, пригибается и стреляет, а затем отступает назад, когда здание сотрясают взрывы.