— Не торопись.
— Где она? — рычит он, и я показываю на край кровати.
— Мертва, прости, я не могла удержаться.
Я пожимаю плечами, понимая, что он, вероятно, хотел бы убить ее сам.
— Хорошо, — огрызается Гарретт и втягивает воздух, перебираясь на край кровати.
Я встаю на ноги, держа руки перед собой на случай, если он упадет, пока хватается за кровать и поднимает свое тело, морщась от боли.
— Нам просто нужно спуститься вниз, здоровяк, а потом мы пойдем домой, — заверяю я его, а он смотрит на меня и дарит мне чертовски душераздирающую улыбку.
— Мой дом там, где ты, — шепчет он.
— Да, ты потерял слишком много крови, ты возненавидишь себя за сказанное тобой позже, — дразню я. — Но не волнуйся, я напомню тебе, что ты это сказал, когда ты снова будешь называть меня соплячкой.
Гарретт фыркает, а затем стонет от боли, прикрывая грудь рукой. У него повсюду маленькие следы порезов и колотые раны, их слишком много, чтобы сосчитать, и, вероятно, поэтому так много крови. Он голый, поэтому я торопливо ухожу, пока не нахожу какие-то треники, а затем опускаюсь на колени у его ног.
— Держись за мою голову, позволь мне помочь тебе, — предлагаю я, прижимая их к себе.
Он хватает меня за волосы, поднимая одну ногу, затем другую, пока я натягиваю треники, прежде чем встать на колени и натянуть их до конца, прикрывая его наготу. Я не могу спросить, причинила ли она ему боль там, пока нет, но если он захочет поговорить об этом, я рядом. Я не буду давить на него. Я просто чертовски рада, что он жив.
Поднявшись на ноги, я обхватываю Гарретта рукой за плечи, и мы выходим из комнаты. Ему удается удерживать часть своего веса, но чем дальше мы идем, тем сильнее он прижимается ко мне. Мы идем медленно, и когда спускаемся по лестнице, я уже не слышу звуков борьбы. Каждый шаг для него ― агония, а мне приходится стискивать зубы от давления на мое тело.
К тому времени, как мы достигаем низа, мы оба задыхаемся и покрыты потом. Я маневрирую вокруг тел, проверяя, нет ли среди них моих парней. Я замечаю Сэма в углу и замираю на секунду. Его глаза пусты и ничего не видят, лицо бледное, пистолет лежит на полу рядом с ним, как будто он его уронил, а в груди у него зияет дыра.
Тяжело сглотнув, я отворачиваюсь, понимая, что мне нужно вызволить Гарретта. Парни встретят меня там, я знаю это. Они должны это сделать. Мы проходим через парадную дверь и поднимаемся по подъездной дорожке, каждый шаг медленнее предыдущего, пока я не начинаю хрюкать, удерживая почти весь его вес.
— Давай, здоровяк, не отставай от меня, ладно? Осталось совсем чуть-чуть.
— Люблю тебя, детка, — говорит он, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, что его лицо бледное, а из раны на груди сочится слишком много крови.
— О нет, блядь, не любишь, держись! — требую я, и он снова фыркает.
— Такая властная, — бормочет он.
— Тебе это прекрасно известно, так что, блядь, послушай меня хоть раз, ты, дрочила.
Я тащу его так далеко, как только могу, и уже прохожу ворота, когда слышу шум и оглядываюсь.
Прижимая Гарретта к себе, я вижу Райдера, идущего к нам. Он просовывает голову под другое плечо Гарретта и помогает мне. Кензо не отстает, но он держится за живот и морщится, в остальном он выглядит нормально.
— Где Ди? — спрашиваю я обеспокоенно, как раз когда вижу, что он удаляется от дома с сигаретой во рту. Он небрежно машет мне рукой, затем бросает сигарету обратно в дом и бежит к нам.
Это занимает всего три секунды.
Дом взлетает на воздух.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
ДИЗЕЛЬ
Гарретт в плохом состоянии. Он бледен и теряет много крови. Нам удается затащить его на заднее сиденье. Мы оставляем Тони, чтобы он привел здесь все в порядок и привел Номера Первого, как указывали его татуировки, к нам домой. Все, что сейчас имеет значение ― это наша семья.
Наша разбитая семья. Кензо ранен. Гарретт умирает... он не может умереть.
Я не могу его потерять.
Паника накатывает на меня, пока я не ударяюсь головой о приборную панель, чтобы заглушить ее. Райдер смотрит на меня с мрачным лицом, заводит машину и сдает назад.
— Не может умереть, умереть, нет, умереть, не может умереть.
Я даже не знаю, что говорю, пока кто-то не шлепает меня по башке.
— Он, блядь, не умирает, слышишь? Так что заткнись, Ди! — орет Птичка, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть слезы в ее глазах. Ее платье порвано и залито кровью, и ужас в ее глазах потому, что, несмотря на ее крик, она боится, что он умрет.
— Маленькая Птичка, — шепчу я, пытаясь помочь ей, но Гарретт в этот момент стонет, и она снова поворачивается к нему.
— Я здесь, здоровяк, я здесь, — шепчет она, и его глаза слегка приоткрываются.
— Прости, детка, — бормочет он.
— Нет, не извиняйся, мать твою. Просто оставайся со мной, хорошо? — требует она, и он фыркает, а затем кричит в агонии, звук заполняет машину и заставляет Райдера нажать на педаль газа. Я подскакиваю на своем сиденье, когда Кензо крепко обхватывает голову Гарретта, чтобы не дать ему двигаться.
Он успокаивается, но, похоже, по большей части теряет сознание. С каждой милей меня охватывает все большая паника, когда я перевожу взгляд с дороги на него.
Глядя на заднее сиденье, я вижу, как наша девушка прижимает платье к его груди, чтобы остановить кровотечение, ее лицо застыло в решительном оскале. Меня охватывает паника, но я не могу не восхищаться ею. Она наклоняется к его лицу и дает ему пощечину.
— Ты не бросишь меня на хрен, слышишь? Если кто-то и убьет твою упрямую задницу, то это буду я, так что борись, мать твою!
Его глаза снова открываются, губы подрагивают.
— Ди сказал нам, что мы тебе нравимся.
— Заткнись, блядь.
Она смеется, звук получается захлебывающимся от слез.
— Я все еще ненавижу вас, ублюдки.
Его глаза снова закрываются, и она наклоняется к нему.
— Пожалуйста, пожалуйста, не бросай меня, все меня бросают, пожалуйста, только не ты.
Ее мольба заполняет машину, и у меня на глаза наворачиваются слезы, когда я смотрю на Рокси.
Если бы я мог что-то сделать, я бы сделал. Если бы я мог спасти его или ее от этого, я бы сделал, но я бесполезен, и это убивает меня. Рука Гарретта свисает с сиденья, поэтому я тянусь назад и сжимаю его ладонь.
— Держись, брат, — приказываю я. — Кто еще остановит меня от безумных поступков, если не ты?
— Или остановит Райдера от того, чтобы он не вел себя как полный придурок.
Кензо смеется, звук слабый.
— Или Рокс от убийства всех нас, — добавляет Райдер.
— Да, я нужен вам, ублюдки, — бормочет Гарретт, заставляя нас всех смеяться.
— Нужен, здоровяк, ты мне нужен, хорошо? Пожалуйста, просто держись, — умоляет она, нежно целуя его.
— Доктор все еще там. Я сказал ему не уходить, если кто-то из нас пострадает, — сообщает нам Кензо. — Мы просто должны добраться туда.
Следующие несколько миль пролетают в тишине, нарушаемой только неровным, влажным дыханием Гарретта и шепотом моей Маленькой Птички. Похоже, это помогает, так как, когда мы въезжаем в гараж, он все еще с нами. Мы не можем поехать в больницу, они задают слишком много вопросов. Нет, здесь лучше. Мы торопливо несем его наверх, но Гарретт отказывается отпускать руку Рокси, даже когда мы кладем его на стол и врач начинает его лечить.
— Пожалуйста, мне нужно немного пространства, — говорит ей врач, и Рокси отступает назад, но Гарретт резко вскакивает на ноги.
— Рокси! — дико кричит Гарретт, и Птичка бросается к нему, успокаивая, пока он укладывается обратно на стол.
— Мне нужно дать ему успокоительное, — бормочет доктор, и прежде чем Гарретт успевает запротестовать, он так и делает. Мы все наблюдаем за происходящим со страхом в сердце из-за потери нашего брата. Наши плечи соприкасаются, пока наша женщина держит его за руку, а врач делает свою работу.