Погребенным.
— У меня есть деньги! — кричит он, глядя на меня. — Возьми деньги, девочка, и мы снова сможем стать семьей!
Я содрогаюсь от этого слова, произнесенного им, и мои парни подходят ближе.
— Я не хочу быть частью твоей семьи, у меня есть моя собственная, — холодно отвечаю я.
— Делай, что тебе велят, и слушайся своего папочку, — лает он, надуваясь, как тогда, но сейчас он выглядит просто жалко.
— Не волнуйся, она слушается, и она будет называть меня папочкой чуть позже.
Дизель ухмыляется, несмотря на то, что я задыхаюсь от гнева и смотрю на него.
— Нет, блядь, не буду.
Мой отец горько смеется, и я оглядываюсь на него.
— Да, наконец-то ты стала хоть на что-то годна, да, девочка? Шлюха за деньги.
На мгновение мир замирает, затаив дыхание, прежде чем мои парни начинают действовать и бросаются на него. Я смотрю, как они хватают Роба, но холод проходит через меня, гнев... гнев от желания причинить боль человеку, который причинил боль мне.
— Остановитесь, — спокойно приказываю я, и они делают это, все оглядываются на меня. — Бросьте его.
Они делают это и отступают назад, мои Вайперы смотрят на меня, когда я останавливаюсь перед хрипящим отцом, его лицо краснеет, когда он падает на пол. Приседая, я наклоняю голову, наблюдая за ним. Раньше я так сильно боялась этого человека, он преследовал меня на каждом шагу, но теперь это делают мои Гадюки, придя ему на смену. Как я могу бояться этого сломленного человека, когда я видела зло, которое может предложить мир, и змей, которые наполняют мою постель?
Он слаб.
Он жалок.
Это место ― всего лишь дом, а он ― всего лишь человек.
А я? Я гребаная змея, детка.
— Раньше я так чертовски боялась тебя, — признаюсь я, эти призраки и фантомные страхи поднимаются во мне. — Раньше я боялась темноты, потому что именно тогда ты причинял мне боль, но потом я встретилась лицом к лицу с этими демонами. Я посмотрела в темноту и приняла свой страх, потому что боль приходит и днем, и ночью. Монстры не ждут, пока зайдет солнце, это не чертова сказка. Это жизнь и монстры... монстры повсюду. Но они люди. Из плоти и крови, как я и ты. Я так долго ненавидела тебя, твой контроль надо мной даже после моего ухода. Но я наконец-то двигаюсь дальше, и чтобы сделать это, чтобы двигаться дальше от тебя, я должна простить тебя. Вырвать эти когти, отпустить боль и страх. Простить темноту и себя за то, что так долго ненавидела тебя и держалась за это чувство, пока оно не исказило меня.
Роб моргает в замешательстве.
— Я вижу это сейчас ― насколько ты слаб. Твой собственный страх в твоих глазах, страх перед собой. Того, что ты есть... того, чем ты стал, но, папа? Ты должен больше бояться того, что ты создал.
— Какого хрена...
Я качаю головой и даю ему пощечину, заставляя его замолчать.
— Я говорю, и ты, блядь, будешь слушать! — кричу я. — Я была готова уйти, оставить тебя здесь гнить, но теперь? Теперь я этого не сделаю. Ты больше никогда не причинишь вреда моей семье или мне. Может быть, это сделает меня лучше, сильнее, если я уйду, но, блядь, мне плевать. Мне плевать, что я хочу убить тебя, и что это значит для меня и моей души, потому что эти люди? Они любят меня за это, и я устала бороться с собой. Я та, кто я есть. Рожденная из крови и боли, я ― гребаная Гадюка.
— Ты ― ничто, просто дешевая шлюха, прокладывающая себе путь на вершину, а когда ты им больше не будешь нужна, они тебя выбросят, — хихикает Роб.
— Не-а, не выбросят.
Теперь настает моя очередь смеяться.
— Мы ― семья, мы ― то, чего теперь боятся люди в темноте. Все мы родились из потребности, от таких людей, как ты. Они уничтожили свое прошлое, и теперь пришло время мне сделать то же самое. Ну что, последние слова, отец?
— Пошла ты, — рычит он, бросаясь на меня.
Я двигаюсь, моя рука уже сжимает нож на бедре. Роб изумленно моргает, когда я смотрю на него с расстояния в несколько дюймов, мой нож вонзается ему в подбородок, пронзает его снизу и вонзается в рот, кровь пузырится на его губах. Его глаза в страхе мечутся из стороны в сторону.
— Не очень изобретательные последние слова, но они подойдут, — бормочу я. — Никогда не связывайся с Гадюками.
Я вытаскиваю лезвие и быстро перерезаю ему горло. Кровь брызжет на меня, когда яремная вена Роба перерезана, покрывая мое лицо и грудь, пока я не смахну капли с ресниц. Я чувствую ее вкус на губах, но не двигаюсь, глядя ему в глаза.
Его руки поднимаются, чтобы прикрыть шею, но Дизель оказывается рядом и быстро отбрасывает их, смеясь, пока мы все смотрим, как этот человек, мой отец, наконец, встречает конец, которого он заслуживает.
Может быть, мне следовало уйти, быть хорошим человеком и оставить его в живых.
Но я никогда не утверждала, что я хороший, мать его, человек.
Проходит больше времени, чем я ожидала, и когда он наконец затихает, его грудь не двигается, его глаза все еще открыты... но пусты. Как у меня. Потому что я ничего не чувствую. Я думала, что буду, но не чувствую. Это была просто еще одна работа, которую нужно было сделать, о которой нужно было позаботиться.
Дизель наклоняется ко мне, его рука проводит по моей щеке и остается в крови.
— Я люблю тебя, Птичка, все кончено.
Я киваю, и Ди наклоняется ко мне, не обращая внимания на кровь, и прижимается губами к моим губам, пока я чувствую, как остальные придвигаются ближе, всегда рядом, всегда защищая меня.
Иногда не нужно искать героя, достаточно найти того, кто будет стоять с тобой в темноте и не бояться крови и смерти. Нет, иногда вам не нужен герой... вам нужен преступник, злодей.
— Пойдем домой, любимая, — бормочет Райдер, когда его рука ложится мне на плечо и сжимает его.
Да, домой.
С моими парнями, моей семьей.
Моими Гадюками.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
ДИЗЕЛЬ
Прошло две недели с тех пор, как Рокси убила своего отца. Мы, конечно, справились с последствиями, вызвав службу очистки и наших полицейских приятелей, чтобы они никогда не узнали, что произошло на самом деле. Просто еще один наркоман, умирающий в трущобах. Вот как они это преподносят.
Он никогда больше не сможет причинить ей вред.
Если бы она не убила его, я бы убил за то, что он с ней сделал. Он заслуживал худшего, но это было ее правосудие, и Птичка сделала это прекрасно... Я чувствовал вкус его крови на ее губах, когда целовал Рокси. Я до сих пор слышу ее крики, когда мы с Райдером вымыли ее в душе и заполнили ту пустоту, которую мы видели в ее глазах, удовольствием.
Сегодня я почти не видел Маленькую Птичку, с самого завтрака, а сейчас уже почти середина ночи. Я был занят делами в доме, готовя нашу новую темницу, но мне начинает казаться, что она что-то подозревает, потому что весь день Рокси не отвечала на мои сообщения. Поэтому вместо того, чтобы растягивать время на ночь, чтобы закончить темницу, я отправляюсь домой, намереваясь найти ее после того, как Райдер напишет мне.
Но когда я добираюсь до пентхауса, дверь открыта, и везде темно. Сузив глаза, я бросаюсь внутрь, страх пронизывает меня насквозь.
— Маленькая Птичка? — кричу я. — Рокси!
Никто не отвечает. Схватив телефон, я набираю номер Райдера, бегая по комнате в поисках ответов, и останавливаюсь у записки на столе как раз в тот момент, когда Райдер отвечает.
Он усмехается.
— Развлекайся, Ди, постарайся не убить ее.
Он кладет трубку, пока я все еще смотрю на записку.
Хочешь поохотиться? Найди меня, если сможешь. Я твоя, если поймаешь.
Подписано рисунком маленькой птички.
Мой член мгновенно твердеет, когда я отбрасываю телефон и срываю с себя рубашку, оставаясь в одних джинсах и ботинках. Рокси хочет поиграть? Как раз, блядь, вовремя. Я найду ее, и, как она и сказала, она будет моей. Она будет кричать о большем, даже когда я буду разрезать ее кожу.