Ах, значит, Андреа не хочет поддержать их старую игру! Светлая борода Бауэра раздвинулась, и на губах появилась широкая, подозрительно ласковая улыбка.
— Знаешь, ты тоже хорошо выглядишь. Можно сказать, тюрьма пошла тебе на пользу!
Обернулись только наименее воспитанные и наиболее непосредственные, пытаясь различить на гладко выбритом, добропорядочном лице помощника прокурора Балестрини следы совершенных преступлений. Наконец Бауэр понизил голос:
— Вот видишь, они тебя испугались. И если бы ты им рассказал, что действительно только отбыл срок за преднамеренное убийство с отягчающими обстоятельствами, они бы ни секунды не сомневались. Они боятся даже самих себя, ни во что больше не верят. Они способны принять за убийцу даже тебя, нашего Доброго Силача!
— Знаешь, сегодня Рената неважно себя чувствует, так что нам лучше пообедать в ресторане…
— Ну, разумеется. Надеюсь, ничего серьезного?
— Нет… Немного…
— Что — трудная беременность?
— Слава богу, нет, — весело ответил Балестрини и, воспользовавшись тем, что машина застряла перед светофором, смог наконец получше разглядеть приятеля. Изменился? Пожалуй, только появились легкие морщинки у глаз. А вообще он остался прежним — старый, добрый Эмилио Бауэр, для друзей просто Бауэр. В этой привычке называть его по фамилии было что-то студенческое, но она глубоко укоренилась. А для незнакомых он был «доктор Эмилио», ибо сам так представлялся. Друзья же продолжали называть его Бауэром просто так, без всякой ностальгии по университетским временам. Тогда этот еврейский парень только начинал пописывать в газетах. Смирившись с необходимостью взяться всерьез за учебу, чтобы получить диплом, он давал выход бившей ключом энергии в вечных шутках, розыгрышах, самых необычных выходках. Оригинальничая, он завел дружбу с «типом, у которого на лбу написано, что он будет прокурором». «Подумай, что произошло бы, если бы вдруг всю эту юриспруденцию отменили, — смеялся он над Андреа еще на третьем курсе, когда они готовились к экзамену по судопроизводству. — Ну, что бы ты тогда делал? Не думаю, что в мире существует другая профессия, где бы ты чувствовал себя так вольготно».
— Так куда же мы отправимся? — спросил Андреа.
— Не знаю, на твое усмотрение. Мне помнится, в переулочке возле улицы Национале есть одна траттория, где здорово готовят макароны по-аматричански[22].
— А как называется переулок, не помнишь?
— Не помню, но, может, узнаю, когда увижу.
Однако переулка он так и не нашел, и, подхваченные потоком уличного движения, они очутились в маленькой траттории где-то возле площади Арджентина. Но макароны и там были отличные.
Между первым и вторым блюдом, посреди неизвестно зачем затеянного разговора насчет точности итальянских поездов-экспрессов, Бауэр вдруг умолк, улыбнулся и ласково похлопал приятеля по руке:
— Ну так как, старик, жизнь?
Балестрини тоже улыбнулся. Забавно было вновь испытать знакомое приятное ощущение: оно совершенно не изменилось, хотя с тех пор прошло уже столько лет и они с Бауэром встречались за это время всего раз пять-шесть. Он чувствовал себя таким заурядным, таким скучным рядом с Бауэром — известным журналистом, публицистом, археологом (хотя Бауэр занимался раскопками как любитель, но был далеко не дилетантом). А главное, Бауэр — личность яркая, человек, жизнь которого так необычна — необычны его женщины, увлечения и работа, почти лишенная твердого распорядка. И вместе с тем Балестрини никак не мог взять в толк, почему Бауэр вот уже столько лет тоже питает к нему такое глубокое и непоколебимое уважение.
— Да жаловаться особенно не на что. Конечно, работы всегда выше головы. Но ты ведь знаешь, я это люблю… Ну, в чем дело?
Бауэр беззвучно смеялся, устремив на него насмешливый взгляд и наблюдая, как он пытается подцепить на вилку кружок жареного картофеля.
— Слушай, сколько лет прошло с тех пор, как ты уехал из Брианцы[23]? Почти целая жизнь! И вот на вопрос, как дела, ты, истинный сын Брианцы, сразу же начинаешь говорить о работе. Да расскажи, как твоя жена, как девочка, как здоровье? Завел ли ты подружку?
— Ты же знаешь, я не такой человек.
— Знаю, но никак не могу с этим смириться… Послушайте, вы когда-нибудь принесете нам рогалики?
— Конечно, принесу, немножко терпения, — ответил молоденький официант, пробегая мимо их столика. Посетителей в траттории было не так много, но и обслуживали их только двое.
— А у тебя есть подружка? Я начинаю думать, что ты уже никогда не женишься.
23
Сельская местность в области Ломбардия, к северу от Милана, жители которой славятся своим трудолюбием.