- Уфф, - выпалил я. - Минут десять искал, как к вам спуститься! По запаху ведь учуял эту вкуснятину! по запаху!
Твари смотрели на меня, не зная, что сказать. По лицам их я понял, что своим заявлением ввёл в замешательство.
- Ну вы чего, ребят, - продолжил я говорить, подходя к месту их трапезы. - Какие-то вы негостеприимные. Может, все-таки попробовать дадите? Я, года два назад, как поел это мясо, так лучшей пищи не знаю. Это ещё, когда по Африке путешествовал.
Я говорил с дрожью в голосе, которую, при всём желании, не удалось скрыть. Присаживаясь на корточки между двух гастарбайтеров, я сделал такой непоколебимый вид, будто я был у них свой человек. В самом центре на полу стояла самодельная электрическая плитка, а на ней котелок с варевом из человеческих кусочков. Ненароком я взглянул на того человека: он уже лежал без сознания. Один из рабочих щипцами достал из котелка что-то серое и скользкое и вручил мне. Я почувствовал, как затряслась моя рука. Я даже чуть было не выронил этот кусок. По-видимому, это была часть предплечья.
Приблизив кусок к носу, я втянул его запах, сделав при этом деликатное выражение лица. Но на самом деле, я чуть было не лишился чувств.
- Ммм... вот люди дураки, - сказал я, - не понимают ничего в этом.
Тот, кто дал мне человеческое мясо, ответил что-то на ломаном русском. Я, конечно, не особо разобрал, что он там пробормотал, но из некоторых слов догадался, что он имел ввиду: «еда ещё не доварилась».
Стоило ему заговорить, как все остальные тоже открыли рты. Но их речь была мне уже непонятна. От этого я затрепетал ещё больше.
Ничего не происходило. И, так как я уже сидел, можно сказать, в их руках, мне оставалось лишь продолжать разговор. Но противнее того, мне пришлось сделать надкус, ибо вступив в игру, нужно было играть до конца. Вопреки тошнотворному рефлексу, я откусывал и откусывал, пережевывал и глотал, каждый раз подмечая, как это вкусно. При этом я разговаривал - болтал обо всём, что приходило на ум, только бы не молчать. Но как я ни старался, их лица так и оставались злыми. Они переговаривались, то и дело указывая в мою сторону, будто спорили о чём-то. Я же искал удобный момент, любую зацепку, чтобы действовать дальше.
Скоро я уже не знал, что им говорить. Кусок, который я постепенно обгладывал, превратился в косточку. Голова у меня закружилась не на шутку.
Неожиданно, их спор затих. Я тоже умолк. Снова тишина.
Как ни в чём не бывало, несколько гастарбайтеров - те, что сидели поодаль от меня, встали с места, с тем видом, мол - ужин закончен, и стали расходиться по комнате. Я понял, что дело близится развязке, да и заметил, как начали коситься на меня ещё сидевшие рядом людоеды. А те, что встали, делали вид, будто озабочены своими делами, но я точно знал, что они потихоньку окружают меня.
Этого-то я и ждал. Толпа передо мной разошлась. Проход открыт. Это мой единственный шанс!
Последняя мысль как-то сама воплотилась в голос, слетев у меня с языка. Все услышали это. Короткая пауза... сердце готово вырваться наружу... но медлить нельзя!
В одно мгновение я подскочил на ноги и как одержимый бросился к выходу! Поднялся страшный вопль, рабочие заорали, как бесы. Пока я бежал, за мою куртку хватались, пытались преградить путь, на голову сыпались какие-то предметы. Но меня было уже не остановить, во мне закипела жажда выжить. Неистовая сила, словно по незримым трубкам влилась в меня свыше, наполнив жилы бешеной, нечеловеческой скоростью. Я превратился в монстра, зверя, борющегося за выживание. Практически выбив полуоткрытую дверь, я выбежал на лестничную площадку и кинулся наверх. За мной погнались следом.
На верхнем этаже проход завален, я побежал дальше. По дороге меня вырвало, но я не останавливался. Ещё одна дверь - завалена. Сзади бешеные крики преследователей так и подгоняли меня, щекоча истерзанные нервы. Ещё один этаж, и наконец, путь свободен: небольшой коридор, а в конце открытое окно. Выглянув из окна, я увидел сугробы. Это единственный путь - нужно было прыгать немедля. Но мало ли что там могло торчать, под снежной целиной. Плевать. Я прыгнул. Всё-таки тот страх, что меня могли схватить, оказался сильнее, чем напороться на какую-нибудь арматурину. Мне повезло, пролетев два этажа, я по пояс воткнулся в сугроб, после чего молниеносно выкарабкался, потеряв при этом шапку и ботинок с правой ноги. За мной никто не прыгнул. Да и из окна никто не посмотрел.
Полубосой я выбрался из стройки. Меня снова вырвало, тошнота не прекращалась.
Пока я ковылял домой, меня трясло. Но я ликовал, благодарил за свое спасение Бога, судьбу, ботинок, который остался в снегу. И идти было так легко, словно полет над землей, несмотря на промокшие джинсы от мочи.