Вторая половина залы была пустой. Прямо в полу была выбита и залита каким то металлом огромная пентаграмма в тройном круге. Внутри круга были выжжены странные, нечеткие отпечатки.
Впрочем,кошка, не обращая внимание на все эти глупости, побежала дальше и я следовал за ней. Обойдя вдоль стены пентаграмму, она подбежала к высокому зеркалу, висевшему между шкафов. Я подошел поближе. Внезапно мой проводник резко прыгнул вверх, на полку шкафа, всем телом уцепившись за одну из книг, которая поехала вниз, как рычаг. И тут зеркало, оказавшееся дверью, распахнулась вовнутрь.
Киска нырнула туда. И я последовал за ней в длинный, узкий проход со сводчатым потолком. Пройдя несколько ярдов, я оказался перед обычной дверью.
Открыв ее, я оказался в саду. Точнее, в огромной оранжерее. Здесь росли высокие деревья, некоторые высотой не меньше чем в два этажа, окруженные многочисленными кустарниками и растениями, среди которых то тут, то там располагались небольшие бассейны и фонтаны.Потолком служила стеклянная крыша, освещенная так ярко, что оставалось только удивляться, что наше английское солнце светит так сильно.
Дорожки петляли без всякого порядка, и вскоре я опять потерял из виду моего хвостатого проводника. Впрочем, меня это не слишком взволновало. Сад был божественно красив. Листья и стволы растений, струи фонтанов, даже камни, разложенные в хаотичном, но при этом непонятным образом упорядоченном беспорядке- все вместе это создавало потрясающую по красоте картину.
Я шел и шел по этому саду и никак не мог насладиться этой красотой. Вскоре я потерял всякую ориентировку в пространстве, просто шел и шел, впитывая окружающую красоту как путник, долго ходивший по пустыне, войдя в оазис, пьет воду и никак не может напиться. Мне казалось, что буквально растворяюсь в этой красоте. Но чем больше я любовался ей, тем больше у меня росло ощущение, что здесь что не так. Это было как ледяной сквозняк, который дует из под двери. Недовольный нарушенный гармоний, я пошел туда. И обнаружил небольшой грот. Войдя в него, я обнаружил лестницу, по спирали уходящую глубоко вниз. Где то там, внизу, я увидел мелькающуюкошачью фигурку. И я последовал за ней. Спуск был долгим, очень долгим. По пути я пытался осмыслить все увиденное здесь. Старый особняк в Ислингтоне-вполне понятно. Собрание наворованных сокровищ-то же не вызывает особого удивления, хотя как скрыть это в таком квартале- это уже вопрос. Но гигантская оранжерея? Какую площадь она занимает, если я ходил по ней наверное, полчаса, и так не дошел до границ.
Пытаясь разобраться, я тем временем спускался все ниже и ниже.
Наконец я оказался внизу, около небольшой арки.
Войдя в нее, я увидел золото. Много золота. Очень много золота. Огромное количество золотых монет буквально грудами лежало на полу, так что его просто не было видно. Только тонкие колонны поддерживали потолок высоко над мной. И все, все вокруг, насколько мог видеть глаз, было буквально завалено золотом. Золото сияло странным, желтоватым светом, освещавшим все вокруг.
Я пошел по этому золотому полу, ошарашенный настолько, что даже не заметил, как отошел от стены, и вокруг меня оставалось только огромное пространство, заваленное золотом, и многочисленные колонны, которые постепенно сливались где то вдалеке в сплошной лес.
Внезапно прямо из этой золотой горы встал дракон. Он был огромен-гигантская туша с кожистыми крыльями, росшими прямо из передних лап, телом огромной ящерицы с блестящей чешуей, в которой отражались блики от золота, огромной мордой, украшенной небольшим гребнем. Появление посреди Лондона дракона было настолько диким, невозможным, что я просто не успел удивиться.
Впрочем, он не дал мне времени ни на удивление, ни на что то еще. Взглянув на меня своими бездонными, глазами, сверкавшими, словно солнце, и разделенными надвое вертикальными зрачками, в которых колыхалась непонятная грусть, он быстро, как то очень по человечески грустно вздохнул и выдохнул огромную струю пламени, которая хлынула прямо на меня.
От неожиданности я закричал. Но почувствовал не боль, но нечто невообразимое. Я ощутил, как мир вокруг расширяется, растет, преображается. Все вокруг заиграло новыми красками, чувствами, эмоциями, приобрело какую то потрясающую глубину и одновременно прозрачность. На каком то глубинном уровне я осознавал, что не только мир вокруг меня, но и моя внутренняя суть, я сам преображаюсь, изменяюсь, трансформируюсь в нечто другое.
Как будто у меня появились новые органы чувств, с помощью которых я мог осязать этот новый мир, заигравший для меня огромным количеством неведомых прежде оттенков-ощущений. Это было.... Можно сказать это было как погружение в море, когда оказываешься в совершенно другой среде, когда вокруг тебя уже не воздух, но нечто более плотное, но вместе с тем прозрачное, понятное, но чужое, и при этом по своему прекрасное.
Я осязал этот мир, общался с ним, или скорее танцевал с ним, или разговаривал, или разговаривал языком танца, или пел- это невозможно передать привычными терминами. И мир общался со мной таким же образом, сливался со мной. И я начинал вытягивать из этого мира силу. Я видел, как завороженные моей песней-танцем силы, которых я воспринимал именно так как говорил Парацельс-живые проявления стихий, элементали, слетались ко мне, как мухи на мед, и отдавали мне силу. А я обращал эту силу, использовал ее, превращая ее в золото. Золото, которое я воспринимал как мягкую, убаюкивающую меня музыку-колыбельную. В какой то момент эта музыка заглушило все остальное, и я уснул.
Очнувшись, я обнаружил себя лежащим на весьма холодном и жестком полу, точнее на груде золота. Дракона не было видно, но где в уголке моего сознания, сохранившего тень тех возможностей, которые у меня были, я чувствовал, что он рядом. Рядом сидела кошка и лакала кровь, текущую у меня из пореза на руке. Увидев, что я очнулся, мелкий кровосос мигом забежал на ближайшую кучу золота и уселся там, тщательно облизываясь.
Очнулся наконец- раздался красивый женский голос.