— Лунги — ясноокие бессмертные, чела которых не касаются ни старость, ни болезни. Если кто и зрит в корень истины — то это они, ибо взор их самый провидческий.
Преодолев скоромный и ухоженный дворик, «паломники» оказались возле куцей двери незатейливого одноэтажного строения из каменных блоков.
— Эх, — Гвальд устало почесал макушку. — Я не прошу тебя отказываться от собственных убеждений. Просто сделай вид. Так нужно для общего блага.
И чужак понимающе кивнул. В конечном итоге, если он никогда не выказывал верности богам, не давал им клятв или обещаний, то не сумеет и предать их доверия? Он сможет сыграть сразу за два лагеря — за себя, и за прилежно верующих.
— Это святилище трёх главных покровителей Исар-Динн, — Гвальд завёл речь издалека. — Дом Великой Богини Кисари́т, матери нашей в водах, Великого Бога Ода́киса, отца нашего в зарослях камыша, и Химгу́ра Кардраго́на, бога магии и волшебной энергии — майна, ткущего всё сущее из несуществующего.
— Я знаю, что такое майн, — улыбнулся Касарбин.
На пороге храма их встречала девушка, облачённая в рыже-серое платье с глубоким вырезом на груди и пышной юбкой, сверху задрапированная обширным бледно-синим покрывалом. Волосы её были подняты и заплетены в небрежную причёску, однако некоторые пряди кокетливо спускались по длинной белой шее вниз. На горле привратница носила тугую повязку — полупрозрачную ленту небесно-голубого оттенка, как это делали все местные молодые и незамужние женщины.
— Мастер Гвальд, — сладким голоском пропела барышня, и её утончённые чёрные бровки встрепенулись, придавая лицу лёгкую игривость. — В удачный час вы наведались, сейчас здесь почти никого нет, лишь парочка торговцев в главном молитвенном зале. Чего изволите сегодня?
Не дожидаясь ответа на вопрос, служительница протянула Гвальду уплощённую глиняную чащу, заполненную мелким речным песком, на поверхность которого уже кто-то заботливо нанёс спиральные узоры и концентрические круги с конусами благовоний посередине.
— Каков цветок вашего дома? — поинтересовалась жрица без малейших интонаций.
— У меня нет дома. Любой цветок сойдёт, — столь же равнодушно отозвался Гвальд.
— Тогда возьмите ромашки, они спросом не пользуются.
Девушка возложила пучок увядших ромашек поверх чаши и затем её взор упал на спутника мастера Гвальда — на стройного и видного незнакомца с тёмными волосами, выдающимися скулами и вкрадчивым, пронзительным взглядом.
— Зелёные глаза, как воды цветущего озера, и золотистая, загорелая кожа, — мечтательно прошептала она и улыбнулась пришельцу. — Каков цветок вашего дома?
— У… меня нет дома. Любой цветок сойдёт, — Бел-Атар повторил за товарищем и ожидал получить от жрицы пригоршню подсушенных ромашек, однако она вручила симпатяге иное подношение.
— Возьми тогда незабудки. Почему-то мне кажется, что незабудки — для тебя.
Вскоре Касарбин держал миску с песком и благовониями, которую сверху прикрывали свежие, ярко-голубые незабудки, столь насыщенного и звенящего цвета, что молодому человеку померещилось, будто он слышит их подозрительную трель собственными ушами. На самом деле в тесном и тёмном храме действительно раздавались мелодичные звуки, ведь Гвальд потревожил колокола, развешанные возле входной двери для того чтобы прихожане и верующие обращались посредством них напрямую к богам.
Вместо того, чтобы проникнуть в большой молитвенный зал, Гвальд двинулся налево. Там, за занавесом из неокрашенных тканей, располагалась тайная комната для «особых гостей», и Касарбин поспешил следом за другом. Жрица провожала его ласковым, но пылающим взором, за пеленой которого крылись бесстыжие притязания.
Когда Бел-Атар добрался до алтаря, Гвальд уже возложил свою чашу на каменную лавку перед статуями трёх божеств, и стоял на коленях, смыкая ладони перед грудью в молитвенном жесте. Чужестранец водрузил свои подношения рядом с дарами друга и опустился на пухлую циновку, сплетённую из камыша.
— Не обращай внимания на её грязные намёки, — процедил сквозь зубы Гвальд.
— Какие ещё намёки? — то ли непонимающе, то ли издевательски отрезал Касарбин.
— Она ложится и с первым встречным, и со вторым, а народу здесь — тьма. Так что уж не знаю, что там у неё между ног — то ли колодец болезней, то ли желаний. Лучше быть аккуратней и поберечь единственный стручок.
Бел-Атар с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться прямо в святилище трёх главных богов столицы.