— Ты, как и прежде, весьма откровенен. И это болезненно. Разве это не богохульство, исторгать столь греховные речи перед ликами всевышних?
— Богохульство? Нет, богам плевать на наше сквернословие. Их волнует лишь тот яд, что в сердце, а не на наших языках. Так что, рекомендую тебе сейчас почувствовать что-то именно этим органом, иначе Исар-Динны не примут тебя.
Касарбин поддался порыву вдохновения и прикрыл глаза, дабы иметь возможность «почувствовать что-то сердцем», однако неугомонный Гвальд тут же его прервал, грубо выпалив:
— Ну, теперь можно и в кабак! А то я слышу, как у тебя в животе урчит.
Наспех выбравшись наружу и распрощавшись со жрицей, мужчины двинулись ниже по улице. Они всё ближе и ближе подбирались к «омуту» — кварталам трущоб со страшной репутацией, но тут внезапно раздался писклявый женский голос:
— Ау! Сюда-сюда! — из дальнего лотка, прилаженного к невзрачному домику, путников окликнула миловидная молоденькая барышня. — Мастер Гвальд, сюда, прошу!
— А! Розочка! — в ответ запел здоровяк, и Бел-Атар втихаря даже усмехнулся, потому как ни разу в жизни не слышал от приятеля подобных интонаций. — Душенька моя, как дела? Как семейство?
— О, благодарю, мастер Гвальд! Всё наладилось после того, как вы разобрались с этими мерзкими тварями! Никто больше не беспокоит дедушку, — девчушка перегнулась через прилавок и повисла на балках, в открытую уставившись на потенциальных покупателей. — Передайте моё почтение Главе! Всё благодаря вам!
— Да, Глава славно умеет разбираться со всяческой скверной.
— Вот, возьмите это! Не совсем то, что вы просили, но… — она развернула перед мужчинами первоклассный укороченный сюртук, пошитый умело и надёжно, и из дорогостоящих материалов — шерсти и бархата.
— Не пойдёт, слишком роскошно, — отмахнулся Гвальд. — Продай его, а нам дай что-нибудь попроще.
— Нет, мастер. Возьмите его, прошу.
— Сюртук совершенно новый.
— Но он заколдован! — звонко взвизгнула торговка. — Его пошила моя соседка, Невьяжа, для своего муженька. Вы же знаете её? С нижнего этажа? Они особенно ни в чём не нуждаются! Дак вот, когда Невьяжа закончила работу над сюртуком, уже стояла глубокая ночь. Она страшно засиделась, потому что это очень на неё похоже — никогда не отступаться от задуманного, даже от самой вздорной идеи.
Бел-Атар нерешительно кашлянул, пытаясь подать знак спутнику, что, мол, у него уже голова разболелась от бестолкового девичьего треска, и пора бы продолжить путь, однако Гвальд внимательно слушал рассказчицу с серьёзным лицом.
— …о чём это я? Так вот! Стоило ей только закончить работу, как из Дремлющего леса раздались крики птиц! Представляете? Четыре раза крикнул филин и два раза — козодой! Представляете? Это ведь к страшному несчастью! И знаете, что?
— Что? — спокойно вопросил мужчина.
— А то, что муженёк Невьяжи, этот распутный забулдыга, так и не вернулся тогда домой! Ага! Он утонул в Ржавой топи. Представляете? Он напился и свалился с Кривого хребта!
Кривым хребтом в омуте называлась узкая деревянная переправа — длинный мост-колея на крестовидных опорах под углом, по которой можно было перебраться через опасное препятствие — Ржавую топь. Это некрупное болотце отделяло более-менее приличные кварталы омута от хлипких, крошечных коморок, возведённых где-нибудь на отшибе, или вообще за городской стеной — там, где был не властен закон, зато орудовали злые силы. Ведь с восточного побережья Зелёного моря частенько сама нелёгкая приносила кровожадных и плотоядных уграшей. А иногда на тусклый огонёк лачуг и притонов заглядывали даже воплощения утопших — омерзительная и зловредная нежить, поднимающаяся из глубоких вод, кою порой в Исар-Диннах именовали не́гулями.
Что же делал муж Невьяжи в столь скверном местечке, — вообразить трудно.
— Он помер в тот же день! А потом среди ночи случился золотой взрыв! Бедствие! Опять! Представляете? Невьяжа хотела продать сюртук подороже, но никто его уже не брал, ведь люди знали об этой истории… филин прокричал четыре раза, и два — козодой! Я, как добрая соседка, предложила ей справедливую цену, и что теперь?
— Что теперь?
— А теперь, мастер Гвальд, я сама в бедственном положении! Вот куда приводит доброта! Никто не хочет покупать проклятый сюртук даже за ржавые монеты, и я сильно поиздержалась, так что…
— Так и быть. Берём, уговорила, — снисходительно фыркнул собеседник, подхватывая модную обновку и передавая её спутнику.
— Но… очевидно, что кафтан проклят, — нахмурился Бел-Атар.
— Это сюртук! — вскрикнула склочная барышня так, что на троих праздных бездельников стали оборачиваться прохожие. — Простите, мастер.