Зармалессия подтолкнула Сэля к дверям тайника из пал-силбани, после чего набросилась на Верховного волшебника с упрёками и допросами:
— Почему наследный принц ещё не выявил свой глиц? Он хорошо кушает? Куда Вы смотрите, Ваше Мудрейшество…
Но её обвинительные речи таяли по мере того, как за Его Высочеством затворялись двойные двери. Пал-силбани было непроницаемо не только для майна, но и для звуков. Убедившись, что никто больше за ним не следит, принц ехидно ухмыльнулся. Странно было выслушивать подобные замечания от той, которая всеми силами препятствует его восхождению на трон. В конце концов, Сэлю уже шестнадцать, а он до сих пор не провозглашён новым королём. И глиц — далеко не единственная помеха на пути к трону.
— Ты удивишься, матушка, узнав однажды, что не всё в этом мире вершится во имя выгоды, — ворчал наследник престола, неся в руках поднос, и металлическая посуда на нём дребезжала. — И не всех можно покорить мечом.
Наконец, он преодолел последние двери и очутился в крошечной комнате без окон, освещённой лишь тройкой свечей. Здесь не было ничего, достойного внимания, — только простой деревянный стол, табурет, и жёсткое и неудобное кресло, на котором развалился полубессознательный пленник, закутанный в стёганое одеяло — милость и дар наследного принца.
Заключённый большую часть времени проводил в беспамятстве, а когда бдел — явно находился не в себе. Слова его путались, речи звучали диковинно и загадочно, и он выказывал очевидное равнодушие как к пыткам, так и к поощрениям. Его будто бы вообще ничего не волновало и не трогало, однако, стоило нарисоваться на пороге худосочной фигуре принца, как он поднимал свой туманный и изнурённый взор.
Даже мучительное заключение не смогло стереть с лица пленника его выдающуюся, особенную красоту, которая была присуща исключительно бессмертным. Наследный принц на своём коротком веку уже встречал парочку таких возвышенных созданий, представителей «великого происхождения», как поговаривали на просторах Элисир-Расара, и был убеждён, что ни матушка, ни Зархель не ошибаются на счёт этого непреклонного господина. По его плечам клоками спускались спутанные волосы потрясающего, искрящегося цвета — приглушённого, благородно-рыжего, а светло-карие глаза будто жили собственной жизнью, порой мутнели, порой сияли, и иногда вспыхивали, словно наполнялись жидким золотом.
Водрузив поднос на стол, Сэль взял в руки миску с кашей и подошёл к молчаливому пленнику. На его лбу ещё виднелись следы испарины, и принц нервно повёл бровью.
— Уже девять дней прошло, а Вы всё упрямитесь. Лучше бы Вам сдаться и согласиться на их условия, они от своего не отступят, — хмыкнул парнишка, сперва запуская руку в карман. — Это ведь разумно?
Он вытащил изящную ложку, вырезанную из слоновой кости, которую принёс из своих опочивален, и погрузил её в пищу. Пленник ничего не отвечал, только его обескровленные губы двинулись, а затем расплылись в ухмылке. Сэлю мерещилось, будто восковая кожа этого мужчины светится изнутри так сильно, что принцу захотелось тут же провести пальцем по лёгкой горбинке носа заключённого «гостя», дабы выяснить, из чего тот состоит — из плоти, или из камня, подобно статуе.
— Вам ведь нужны союзники на новых землях.
Принц приставил ложку с кашей ко рту мужчины и тот пригубил овсянки, и впервые проделал это без отвращения. Сэль слегка улыбнулся.
— Ну вот, я так и думал. У Вас какая-то непереносимость металлов… или же Вы просто их ненавидите.
— О… наследный принц столь внимателен и учтив. У него такое доброе сердце, — хрипло вышептал пленник голосом, который явно давно не использовался.
— Это неправда. На самом деле, у меня тоже имеется корыстный интерес, Аман-Тар. Я ведь правильно Вас назвал? Да? Матушка считает, будто Вы — лунг. Это так?
— Лунг? Пусть… будет так.
Вскоре пленник умял всю кашу, и Сэль отложил приборы на поднос.
— Значит… Вы и вправду настолько могущественны и преуспели в колдовстве, как полагает Зархель?
— Не знаю, — надменно изрёк заключённый, закидывая голову за спинку кресла и вонзаясь взором в непроглядный, чёрный потолок. — Может, ты расскажешь мне, наследник трона? Пройдёт время, минует определённый срок, я восстановлю силы и ускользну отсюда, прямо через потолок. Через воздуховоды… я вижу этот выход, даже когда глаза мои закрыты. Я уже бывал на воле… стены и цепи — не преграда мне, они не скуют моё могущество. Поэтому, коли желаешь остановить меня, коли собираешься предлагать и далее какие-то там «союзы», тогда сперва избавь меня от пал-силбани. Это ведь оно? Оно здесь повсюду…