— Послушай, красавица, — своим самым льстивым тоном выдал Гвальд. — Не связывайся больше с такими людьми, видно же сразу — они проходимцы. Это событие послужит тебе уроком. А как… как ты их обманула?
— Да никак! — в ярости взвизгнула барышня, напряжённо натягиваясь, будто струна. — Я не обманывала их! Клянусь озёрами и реками родного селения! Я всё запомнила!
Но оба незнакомца — и вежливый парнишка и великан — стояли и недоумённо хлопали ресницами. Очевидно, они не верили ей, как и всегда. Устав от бесплодных разговоров, девица вернулась к сборам имущества.
— Это мой талант. Особенное благословение небес, у меня совершенная память, я помню всё, каждое мелкое событие, каждое мгновение своего…
— А не лжёшь ли ты? — ехидно хмыкнув, прохрипел Гвальд.
Он явно знал, как надлежит вращаться в разных кругах, и как именно следует выведывать все интригующие его сведения. Девица повелась.
— Я докажу тебе! Невежественный! Ограниченный человечишка!
— Для начала: как тебя величать? — спросил Бел-Атар, скрещивая руки на груди.
Кажется, он догадался, чего желает добиться Гвальд от новой взбалмошной знакомой.
— Таолили! — прокричала барышня, гневно искривляя брови.
Черты её молоденького, но худощавого лица нахмурились. Изящные брови, что обрамляли ореховые глаза идеальной миндалевидной формы, куда-то поплыли без ведома хозяйки, и Касарбин тепло улыбнулся, распознав в случайной встречной нечто… тонкое, неуловимое, но интересное.
— Лилия? Приятно познакомиться, нана, — Бел-Атар учтиво протянул девице руку, но она не приняла сей чистосердечный дар.
— Таолили! Не подлизывайся, нахал!
Впрочем, её высокая натура не выдержала натиска столь обворожительного красавца, и она сдалась. Заправляя за ухо выбившуюся прядь, девушка прошептала:
— Можешь звать меня Лили. А тебя как звать?
— Да? Как тебя звать? — увлечённо подхватил Гвальд, отходя в сторонку от крыльца, под раскидистое яблоневое дерево, и подманивая к себе отстающих.
— Не знаю. Касарбин? Обсудим это позже.
Затем Таолили быстро и безошибочно прошла все проверки, предложенные мастером, после чего получила заслуженное восхищение и признание двоих мужчин.
— Вот это да-а-а! — тихо поражался Гвальд, восседая под деревом на лавке с широко разведёнными ногами и стуча пальцами по коленкам. — Кто бы мог подумать? Ты такое видал?
Он обращался к Касарбину, и парнишка удивлённо ответил вполголоса:
— Кое-что читал, но никогда не наблюдал подобного собственными глазами. Древние лунги славятся своей великой памятью, во всех смыслах, однако такие высоты даже им не по плечу! Это просто… поразительно.
— Воистину! Ну! Будет! Мы пойдём.
Вдруг мастер подорвался с места и поспешил отойти от таверны прочь, однако в Лили уже тоже вспыхнули определённые надежды, и она добровольно увязалась за мужчинами.
— Послушайте, дорогие таны, вы ведь — члены какой-то банды? Возьмите меня с собой. Мне идти больше некуда, у меня нет дома, нет семьи. В городе я новенькая. Я могу быть полезной, так? И… я ведь способная травница! Не ведьма! — на последнем слове она подняла вверх указательный палец, как бы заостряя внимание на главном. — У вас опасная работёнка, а я умею лечить и штопать раны, умею врачевать различные хвори. У меня есть множество рецептов снадобий!
— В твоих книгах сплошные картинки, символы и условные обозначения, и ни единого рецепта или дельного совета по врачеванию, — отразил Касарбин, который успел пролистать чародейские «гримуары», пока помогал пострадавшей.
— Это потому! Потому! Ах, — девчушка разочарованно взмахнула в воздухе книгами, которые несла в руках. — Да я всё равно читать не умею, наставница меня так и не обучила. Не важно, я всё помню. Все премудрости, которыми она со мною поделилась.
— Это паршиво, — отвлечённо пробормотал идущий впереди Гвальд.
— Почему она отпустила тебя одну в незнакомый город? — спросил Бел-Атар, в открытую уставившись на Лили.
Деревенской девушке почудилось, будто глаза этого благородного юноши излучают теплоту и неподдельное участие. Он показался ей совершенно искреннем, поэтому Лили решила ответить честно:
— Да потому что она умерла.
— О… прости. Мои соболезнования, да отразятся лазурные небеса в зелёной воде.
— Да отразятся они в вечности, — прохрипела рыжеволосая так, словно собирается вот-вот расплакаться.
— Т-с-с! Разве не знаете, что нельзя ночью говорить о мёртвых? — взъелся Гвальд. — Это плохая примета.
— Так, что, таны, возьмёте меня в банду?