— К вашим услугам, — лукаво прошептал молодой мужчина, протягивая Лили руку.
— Маг? Не может быть! — взбунтовалась гостья. — Маг и с остриженными, короткими волосами?
— Его выставили из училища… а, не важно, — мастер Гвальд махнул рукой на рассказы и разъяснения, и поспешил в закуток за кухней. — Теперь вы знакомы, дальше разберётесь сами. Мне нужно с Главой беседовать.
Он скрылся в коридоре, который вёл к трём смежным комнатам-опочивальням.
— Куда! А ужин? — рявкнул Момо беглецу вдогонку.
— Вообще-то, мы не знакомы. Как Вас величать? — сверкнув глазами, вопросил маг Онкелиан, после чего плюхнулся на подушку рядом с Лили.
— Таолили, — скромно ответила она.
— И меня не просто «выставили», — зашептал волшебник, наклоняясь ближе к женскому плечу. — Мастер, под началом которого я проходил обучение, намеренно изводил меня, он собирался со свету меня выжить, поэтому, мне пришлось принять кое-какие меры… всё завертелось… и вот я здесь, без волос и без поддержки семейства.
— Ой, умоляю, заткнись! — взвыл Момо. — Никому не интересны терзания твоей измученной души! Пожалеют тебя лишь те женщины, которым ты заплатишь! А тебя как звать, тан? — после чего стрельнул взором на смирно сидящего и молчаливого темноволосого пришельца.
— Меня… зовите меня Бел-Атар. Хм… «тан», означает «мой» на хатре, — последнюю фразу Касарбин вымолвил чрезвычайно тихо, но ловкий Момо всё равно его расслышал.
— На хатре? — переспросил хрупкий белобрысый мальчишка. — Ты что же это, не местный? Здесь не жалуют иноземцев!
Он так резко и злобно огрызнулся, что Бел-Атар обомлел. Момо успел разнести наполненные едой миски, выставляя каждую напротив подушки.
— Ты — точно иноземец, с такой-то кожей и такими глазами.
— Я… всего лишь загорел на корабле! — попытался выгородиться Касарбин, но не было ему оправданий.
— Успокойся, — совсем иным тоном, чуток игриво, чуток нахально пропел Момо. — Я просто дразню, просто испытываю тебя.
Он чинно и грациозно опустился на подушку рядом и с любопытством впился колючим взглядом в новичка. Лицо Момо походило на безупречное изваяние без малейшего изъяна, и ввиду глубокой юности трудно было сказать, кому конкретно оно принадлежит — мужчине или женщине. Его глаза — ледник из стали — обрамлял ворох пышных ресниц, а светло-пшеничные локоны прикрывали мочки ушей, и были явно длинней, чем у большинства мужчин в Элисир-Расаре, из-за чего казалось, будто именно Момо здесь — маг во плоти.
Прильнув к плечу Касарбина, Момо колдовским голоском прошептал тому на ушко:
— Я ведь не вчера родился, и знал, что Гвальд приведёт нам помощника. Того, кто станет последним, заключительным звеном — семёркой. Ты… превзошёл все ожидания. Сколько знаешь языков? — и Бел-Атар почувствовал на себе его дыхание, после чего вздрогнул.
— Шесть, если считать наречие Элисир-Расара.
— Ха! Значит, будет о чём поговорить с нашим Учёным! А, вот и он!
В залу безмолвно и с достоинством вплыл некий господин средних лет с чёрной бородкой, облачённый по заграничной моде: на нём была тёмно-серая накидка и шаровары, а чело его покрывал странного вида убор, составленный из длинной и узкой полоски ткани. Сооружение это горделиво звалось «тюрбаном».
— Да, как же. Будет о чём поговорить, ведь Учёный тоже знает много языков! — речь подхватил маг Онкелиан. — Только вот Учёный вообще ни с кем не разговаривает! Никогда! Ха-ха!
Остряк украдкой взглянул на Таолили, но девица не впечатлилась его выходками, и он отчаянно вздохнул. Учёный уселся на противоположной стороне, не желая ни с кем соседствовать добровольно, и уставился голодными очами в миску с пищей, где шкворчало превосходное рагу из оленины, овощей и пшена. В тарелке уже лежало по деревянной ложке, а сверху её перекрывала пресная лепёшка.
Следом в гостиную ворвался какой-то взбалмошный мужичок, весь обвешанный амулетами, с тряпичной маской на лице и в массивных стеклянных очках, необходимых ему для работы.
— Это Алхимик, — маг представил гостям пришельца.
— Вздор! Вздор! Помолчи! — заголосил он невпопад.
— Мне кажется, он чуток сумасшедший, — на полном серьёзе выдал Момо, смотря точно Бел-Атару в глаза. — Ну, как и все мы. Только он — истинный умелец. Кстати, никто не зовёт этого дамского угодника Онкелианом, мы зовём его Ватрушкой.
— Ватрушкой, ага! — завизжал Алхимик. — Ватрушки! Горячие, с пылу с жару!
Бел-Атар и Лили уже не просто чувствовали себя неуютно, они сжались и приготовились к худшему, однако к очагу вернулся Гвальд.