— Сердце моё тоскует по тебе, глаза мои желают видеть тебя… — шептал напряжёнными губами Сэль Витар, зажмурившись и перекладываясь на левый бок. — Ирмингаут… наверное, можно проснуться завтра, ещё разок. Чтобы узнать, придёшь ли ты навестить меня…
Но он снова не выдержал и медленно открыл свои лучезарные зеницы. За его ложем в кромешном мраке возле самой стены стоял длинный белёсый призрак с разинутой зубастой пастью и лосиной мордой, только без глаз, зато с лапами богомола, сложенными на груди. Принц никак не реагировал, он не верил в явление этого полночного гостя из потустороннего мира.
Получается, чудовищные драконы-обереги не помогли?
Сэль решил, что он и вовсе ничего не видит, но в противоположном конце комнаты вдруг скрипнула ставня, чего тоже никак не могло быть — окна и выход на просторную террасу всегда оставались закрытыми, а у принца не имелось ключей. Он чуток приподнялся над ложем и тихо позвал:
— Ирмингаут?.. Это ты?
Только никто не отвечал, и тогда Его Высочество встал на ноги и подошёл к окну. По мере продвижения принца по комнате скользил голубовато-металлический свет, оседающий на всех блестящих поверхностях. Разумеется, ни во второй части опочивален, где располагался кабинет, ни за окном на террасе наследник не обнаружил вторженцев, но теперь кто-то потревожил входную дверь в его покои. Укрывшись за занавесками, юноша подождал немного, а затем направился к источнику шума.
Действительно, одна из створок оказалась приоткрытой, но, поскольку двери не запирались изнутри, такую вольность мог себе позволить даже ветер. Сэль еле слышно спросил:
— Сагрена? Это ты? Что тебе нужно?
Однако по залу по-прежнему растекалась лишь тишина, и он захлопнул дверь.
На утро Сэля вызвала к себе матушка-королева.
На самом деле Момо звали Лан Кер-Велин, и он отнюдь не шутил, когда говорил, что может однажды не влезть в платье. Момо был прирождённым актёром, знал много различных фокусов, умел исполнять акробатические трюки, ему привили любезные манеры и грамоту, и зачастую он переодевался в хорошенькую барышню для того, чтобы выйти на промысел. Момо любил совершать мелкие кражи и обчищать карманы праздных богачей, но не во имя наживы, а только ради собственного удовольствия, за что регулярно получал взбучку от Главы, ведь Белую Семёрку ни при каких условиях не должны были раскрыть. Момо же брал всё самое выдающееся и интересное, настолько, что добычу потом вообще было невозможно сбыть.
Он без каких-либо затруднений выложил свою историю Бел-Атару, собственно, потому что и рассказывать-то было особо нечего. Ведь однажды случилось так, что Момо, то есть Лан, почти полностью потерял память. В ставке Белой Семёрки шептались, будто после предпоследнего золотого бедствия, разрушительного и богатого на катаклизмы, Глава нашла Момо слоняющемся по размытым окраинам восточной части города, недалеко от развалов стены, всего покрытого грязью и тиной и не помнящего ничего о прежнем себе. Первое осознанное воспоминание Лана — это лицо Главы, и теперь парнишка очень бережно хранил в голове дорогую картинку. Глава приютила Момо примерно два года назад, и, скорее всего, тогда ему было около тринадцати лет, но никто не может знать наверняка. Белобрысый казался слишком ловким и умелым для желторотого пятнадцатилетнего юнца, но таковой была местная легенда, и Касарбин не имел причин в неё не верить.
— Хочешь посмотреть на меня в парике? — плутовато изрёк Момо, отбивая каждый звук языком и чуть-чуть прищуриваясь.
Когда он так делал — это означало, что парнишка не исполнял какую-то роль, а являлся самим собой, что происходило крайне редко.
— Да, — без малейших промедлений ответил Бел-Атар и сверкнул белоснежными зубами.
Они стояли на веранде, но рассвет ещё толком не начался. Зато пасмурное небо уже окрасилось в пепельные и перламутровые тона, и подёрнулось лёгким свечением на востоке. Сейчас были отчётливо видны заросли высокой травы, что со стороны сада окружали каменный дом с башней. На тёплом весеннем ветру трепыхались пушистые кисточки тростника и колыхались толстые початки рогоза. Тихо и мелодично шелестя, они словно переговаривались с духами, которые обитали неподалёку.
— Тогда решено. Обязательно покажусь, — звонко вымолвил Момо, после чего похлопал руками по перекладине ограждения и двинулся в дом.
В ушах он носил длинные серёжки из прозрачных призматических кристаллов хрусталя, но когда должен был отправляться в город по делам, — на «выступления», как Лан лично это именовал, — то снимал украшения и прятал в шкатулку.