Но были и хороши новости. Виктор тоже оказался необычным оборотнем – при сильном ранении он впадает в какое-то пограничное с одичанием состояние, и не выходит из него до полного выздоровления, вот только регенерация у него почти такая же медленная, как и у людей. Я и не думала что меня так тревожила судьба Виктора, пока не почувствовала невероятное облегчение, узнав что он не мог одичать.
А вот то, что узнала о Мартине, вообще предпочла бы не знать. Папа о нем почти не говорил, да и я не расспрашивала, но поговорить все же пришлось. Он был маминым напарником не один десяток лет, любил ее и одичал, пытаясь спасти. Каково же было мое удивление, когда я в одном из волков на старых маминых фотографиях узнала пасинского дикого. Я не знала, что со времен объединения кланов все хранители работают в смешанных парах и Мартин не был барсом, как я себе его представляла. Спустя пятнадцать лет после своего одичания он впервые растерзал группу рыбаков на озере Пясино и стал объектом нашей охоты. Как же было неприятно узнать, что я сыграла не последнюю роль в его поимке. Может быть мой запах напомнил Мартину о Крис и поэтому он пришел на мой зов…
Как-то всего стало слишком много – радости, печали… и еще не давало покоя чувство долга. И если я не в силах изменить то, что произошло, то кое-что все же попытаться сделать могу… и должна. Решение я приняла несколько поспешно, мы только высадили Славку с его собутыльниками, и я спросила:
- Миш, у тебя есть номер Романа?
Его как будто даже не удивил мой вопрос, и он лишь кивнул.
- Ты не мог бы узнать, отпустил ли он свою девушку?
- Да, конечно.
Роман не отвечал и вызов прервался. Миша пожал плечами:
- Видимо, он занят…
- Знаешь, я даже не знаю, какой ответ хочу услышать.
Миша хотел что-то сказать, но ему перезвонил Роман. Из-за ветра ответ его я не услышала.
- Ну что?
- Марьяна у него.
- Узнай, где его поместье, и пусть снимут ее с лекарств.
Вот так спустя два дня мы и оказались в Мишкольце. Славка с Алексеем и Иваном не могли пропустить такой увлекательной поездки, и увязались за нами.
Очень не хотелось уезжать от папы даже ненадолго, и я разревелась на авиабазе, когда мы прощались. Я всегда плакала только из-за тех, кого люблю… или любила. Потому-то и поехала вначале в Венгрию, Стас был мне гораздо ближе сестры. Ни одной слезинки я не пролила из-за семьи отца, да и как теперь относиться к бабушке я не знала. Да и не бабушка она мне вовсе. Чем было ее участие в моей жизни? Жалостью? Желанием как-то компенсировать причиненный вред? Папа считает, что она меня любит, говорит, что меня невозможно не любить, но ведь у отца и его жены это получилось. Правда папа думает иначе. Он сказал, что Кирилл меня любит, а вот его жена не смогла меня принять, или не захотела. И дело не только во мне – Кирилл любил Кристин. Связь бы Владислава может быть и простила бы, но чувства к другой женщине простить не могла.
Я сама от себя этого не ожидала, что уж говорить о тех, кто собрался в этой комнате. Храмовники явно подготовились к нашему приезду и собрались тем же составом, что и при нашей первой встрече. Не знаю, зачем Роман согласился на наш приезд, он уже ни на что не надеялся. Он опять не смотрел на меня и лишь вяло ковырялся вилкой в потрясающе приготовленном жарком из баранины. Я уже и не жалела, что Антон, забрав нас в аэропорту, не захотел заезжать в город поужинать, повар у Романа явно знал толк в своем деле.
Так и не притронувшись к еде, Роман сложил приборы в тарелке, которую тут же унесли, и взглянул на меня:
- Ты сказала, что не сможешь помочь, что не сможешь удержать облик тигрицы. Что изменилось?
Я с сожалением отложила приборы и глотнула вина:
- Ничего не изменилось, - и прежде, чем друзья Романа начали возмущаться, я продолжила. – После смерти Стаса я много думала о том, как можно было бы его вернуть, и это совсем не годилось для твоей подруги. Но ведь можно действовать и по-другому. Я для нее ничего не значу, но много значишь ты. На первом этапе я нападу на тебя при ней, и очень надеюсь, что это ее разозлит.
Мои слова развеселили Славку, храмовники молча негодовали, а Роману было все равно.